Воейков... после доклада Рузского, длившегося около часа, разговаривал с Рузским.

"Беседовали мы с Рузским, гуляя вдоль его поезда, в котором он и жил." Рузский говорил... о заключении Родзянко министров в Петропавловскую крепость, чтобы, якобы, спасти их от гнева толпы, что войска деморализованы, на усмирение не пойдут, а офицеров своих перебьют, что "та телеграмма, которую Государь накануне передал ему относительно ответственного министерства, настолько запоздала, что он её, после переговоров с Родзянко, даже не отправил, и чти сейчас единственный выход, - отречение Государя, с каковым мнением согласны и все главнокомандующие войсками и командующие флотами. Меня крайне поразила как осведомленность Рузского, так и спокойствие, с которым он говорил о неисполнении служебного долга теми, в чьи руки Государь отдал такую большую долю Своей власти"... (Стр.311)

Кобылин: "Это мнение всех Главнокомандующих... Рузский говорил до получения ответа от Главнокомандующих" (353).

Воейков: "Когда я вернулся к Его Величеству, меня поразило изменение, происшедшее за такой короткий период времени в выражении его лица. Казалось, что Он, после громадных переживаний, отдался течению и покорился своей тяжелой судьбе. Мой разговор с Рузским не дал мне основания сказать что-либо в утешение Его Величества, несмотря на самое горячее и искреннее желание это сделать" (211)

Кобылин: "После завтрака Рузский вновь явился к Государю с докладом... с ген.Даниловым и Савичем. Данилов - очевидец - писал: Император Николай встретил нас в том же зеленом салоне Своего вагона-столовой. Он казался спокойным, но был бледнее обыкновенного, видно было, что Он провел большую часть ночи без сна. Одет Он был в той же темно-серой черкеске, с кинжалом в серебряных ножнах на поясе. Усевшись у небольшого четырехугольного стола, Государь стал внимательно слушать Рузского. Последний, сидя против Императора, медленным голосом стал докладывать о всем, происшедшим за последние часы, и, дойдя до телеграммы ген.Алексеева с ответными ходатайствованиями старших войсковых начальников, просил Государя лично ознакомиться с их содержанием.

Затем Рузский, отчеканивая каждое слово (подчеркнуто Даниловым), стал излагать свое мнение, клонившееся к выводу о невозможности для Государя принять какое-либо иное решение, которое подсказывалось советами запрошенных лиц"... и просил выслушать и наше мнение. Мы с ген.Савичем, остававшиеся во все время этой сцены стоя, подтвердили в общем мнение, намеченное Родзянко и поддержанное старшими начальниками Действующей Армии.

Наступило гробовое молчание.

Государь видимо волновался. Несколько раз он бессознательно взглядывал в плотно завешенное окно вагона (подчеркнуто Даниловым). Затем, встав и быстро повернувшись в нашу сторону, перекрестился широким крестом и произнес: "Я решился... Я решил отказаться от Престола в пользу своего сына Алексея!.. Благодарю вас всех за доблестную и верную службу. Надеюсь, что она будет продолжаться и при моем сыне"...

Точно камень, давивший нас, свалился с плеч. Минута была глубоко торжественная. Поведение отрекшегося Императора было достойно всякого преклонения (Данилов "Николай Николаевич", стр. 307-308. Кобылин, стр. 353).

Спиридович писал об аудиенции, как она изображена ген.Савичем: помещена в "Русской Летописи" № 3. "Приехали на вокзал около двух с половиной часов дня 2-го марта, и все трое немедленно были приняты Государем в салон-вагоне, столовой...

Кроме Государя и их никого не было, и все двери были закрыты плотно.

Государь сначала стоял, потом сел и предложил всем сесть, а оба генерала все время стояли навытяжку. Государь курил и предложил курить остальным. Рузский курил, а генералы не курили, несмотря на повторное предложение Государя.

Рузский сначала предложил для прочтения Государю полученные телеграммы, а затем обрисовал обстановку, сказав, что для спасения России, династии сейчас выход один - отречение его от престола в пользу Наследника. Государь ответил: "Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия". Рузский доложил: "Ваше Величество, заниматься сейчас анкетой обстановка не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и так ухудшают положение, что всякое промедление грозит неисчислимыми бедствиями. Я Вас прошу выслушать мнение моих помощников, они оба в высшей степени самостоятельные и притом прямые люди (294). Государь выслушал мнение каждого. "Государь... перекрестился. Перекрестились и генералы". Государь поблагодарил Рузского "и поцеловал его". "Затем Государь ушел к себе в вагон".

Спиридович писал: "Рассказывая... мне лично, ген. С.С.Савич прибавил лишь, что перед тем, как спросить мнение Рузского и двух других генералов, Государь долго и внимательно читал все телеграммы" с фронта и из Петрограда...

Государь, видимо, был очень задет сведениями о своем конвое (приходе его в Думу)... и приходе в Думу вел.Кн.Кирилла Владимировича. Выслушав мнение всех трех генералов", Он тихо отошел к окну, смотрел в окно.

Отказавшись от Престола... "Странное было у Него лицо. Как ошеломленные, остались в салоне генералы. Вошел взволнованный ген. Воейков с вопросом, что случилось. Ему отвечали неохотно и недружелюбно. Рузский упрекнул его за прошлое, но в это время пришел граф Фредерике и Воейков ушел.

Совершенно расстроенный и взволнованный, граф сказал, что Государь сообщил ему о случившемся и спросил его мнения. Но он не решается что-либо советовать, не зная их мнения. Генералы стали объяснять графу, что было доложено Государю. Граф сказал: "Никогда не ожидал, что доживу до такого ужасного конца"...

В это время пришел Государь и передал телеграмму для Родзянко и, сказав, что пойдет писать телеграмму для Алексеева, удалился. Рузский прочел телеграмму и, заметив, что в ней пропущено про Вел. Князя Михаила Александровича, просил доложить это Его Величеству. "Граф с телеграммой пошел к Государю. Государь принес Рузскому две телеграммы. Для Родзянко: "Нет той жертвы, которой я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России.

Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Михаила Александровича. Николай".

Телеграмма Алексееву: "Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай". Государь распрощался с генералами и прошел в свой вагон. Генералы, попрощавшись с министром двора, удалились. Было около 4-х часов дня (296).

Свита ничего не знала и... "несколько человек сидели в купэ Федорова. Вдруг появившийся в дверях граф Фредерике произнес: "А знаете, Император отрекся". Все вскочили. К дверям подбежали остальные из свиты. За графом стоял Воейков. Посыпались вопросы: что, как, каким образом, почему? Все были взволнованы, одному... стало дурно. Кто-то почти истерически кричал: как мог Государь сделать это, не посоветовавшись со свитой, почему, почему говорил об этом только с генералами?"... Когда узнали от графа, что Государь отдал уже телеграммы Рузскому", стали просить графа уговорить Государя взять телеграммы обратно. "Граф, вернувшись от Государя, сказал Воейкову: "Пойди, тебя требует Государь". На вопросы (пришедшего Воейкова), как то случилось, взволнованный Государь ответил: "Что мне оставалось делать, когда мне все изменили? Первый Николаша. Читайте", - и протянул Воейкову телеграммы.

Взволнованный Государь под влиянием Фредерикса и под влиянием убеждений Воейкова приказал передать генералу Нарышкину, чтобы он взял телеграммы у Рузского и принес их Его Величеству. Рузский телеграмм не отдал, сказал, "что сам принесет их"... Рузский прошел к Государю, где находился Фредерике, и доложил, что во Псков едут к нему делегаты Государственной Думы - Гучков и Шульгин. "Рузский заверил Государя, что до переговоров с делегатами он телеграмм отправлять не будет, и они остались у Рузского". Государь согласился на предложение Рузского, что "до представления делегатов Его Величеству" Рузский будет говорить с ними. Государь согласился. Рузский распорядился, чтобы по приезде делегатов их привели к нему.

Ждали делегатов.

Спиридович писал: "Свита волновалась. Фредерикс плакал. Были слезы на глазах и других, особенно был расстроен Федоров. Все хотели, чтобы. Государь взял назад свое отречение. Федоров пошел к Государю".

В разговоре с Федоровым Государь интересовался о болезни Наследника: "Может быть, Он проживет и дольше, чем мы с вами, но может и умереть каждую минуту, от самой простой незначительной случайности". Государь говорил о том, как он будет жить с Наследником... Но Федоров "высказал сомнение, чтобы новое правительство согласилось на оставление Алексея Николаевича в семье Государя", возможно, ему придется жить в семье регента. Государь с этим не был согласен.

Федоров вернулся в свой вагон, кое-что рассказал свите, но "ему было уже ясно, что Государь откажется от престола и за сына, чего свите, конечно, он не счел возможным сообщить".

"После ухода лейб-хирурга Федорова"... Государь через Фредерикса приказал ген.Нарышкину взять у Рузского телеграммы об отречении и вернуть их ему.

"Перед чаем Государь вышел прогуляться с флигель-адъютантом герцогом Лейхтенбергским. Государь казался спокойным, точно ничего особенного не произошло. Приветливо отвечал тем, кто отдавал ему честь. Также приветливо, и даже с улыбкой приложил руку к папахе, отвечая ген.Дубенскому, который стоял на подножке своего вагона. Дубенский уже знал об отречении, и потому спокойствие Государя необычайно поразило его. Он не мог понять этой необычайной, сверхчеловеческой выдержки. Эта выдержка поразила тогда и Федорова, она поразила и генералов-отступников" (299). "В 5 часов, во время чая, Государь был ровный и спокойный, как всегда". Мордвинов писал позже: "Только по его глазам, печальным, задумчивым, как-то сосредоточенным, да по нервному движению, когда он доставал папиросу, можно было чувствовать, насколько у него тяжело на душе". 

После чая в вагон Государя принесли от Рузского запоздалую телеграмму ген.Сахарова" (299).

Не будем останавливаться на описании торжества по случаю отречения в Ставке. Там по приказанию Алексеева был выработан текст отречения и в 17 час.40 мин. передан ген.Данилову для Рузского.

В 9-м часу Государю вручили телеграмму от ген.Алексеева, который представлял телеграмму Родзянко, который, игнорируя Верховную власть, сообщал Алексееву об образовании Временного правительства во главе с кн.Львовым. Родзянко просил Государя о назначении генерала Л.Г.Корнилова Командующим Петроградским округом... Алексеев просил разрешения отозвать ген.-адъютанта Иванова в Могилев. 2 марта 1917 г. №1890.

Государь положил резолюцию: "Исполнить".

В 9 час.40 мин. экстренный поезд - локомотив и вагон - подошел к станции Псков.

Спиридович писал: "Паровоз был украшен красными флагами. Едва поезд остановился, из вагона выскочило несколько субъектов в военной форме с ружьями и стали у подножки вагона. Субъекты не умели обращаться с оружием. В вагоне флигель-адъютант Мордвинов отыскал депутатов и попросил их к Государю. Депутаты забеспокоились, что не могут привести себя в порядок. Они были небриты уже несколько дней, в помятых воротничках, нечищеных костюмах. Пошли, как были. Гучков шел, опустив голову. Шульгин что-то отвечал Мордвинову. Вошли в вагон-столовую. Скороход помог снять пальто и провел депутатов в салон, где их встретил граф Фредерике. Тщательно причесанный, безукоризненно нарядно одетый, с тремя портретами Императоров, усыпанными бриллиантами, на груди, на голубом банте, граф был очень декоративен и бодр. Около него находился начальник Военно-походной канцелярии, свиты ген.майор Нарышкин. "Воейков и комендант поезда Гомзин заняли места так, чтобы никто не мог войти." В салон вошел Государь. Он был в черкеске, спокойный и бледный. Подав руку делегатам (он их давно знал), Государь спросил: "А где же ген.Рузский?" Кто-то ответил, что генерал придет сейчас. Государь сел у стены по одну сторону придвинутого вплотную к стене небольшого четырехугольного стола и жестом предложил всем занять места, указав Гучкову стул справа от себя. Напротив поместились Фредерике и Шульгин. В углу за маленьким столом устроился... Нарышкин, чтобы записывать все. По знаку Государя начал говорить Гучков. Сильно волнуясь, опустив голову и глядя на стол, положив на стол правую руку, Гучков говорил долго, гладко, очень корректно и совсем не касаясь прошлого. Государь слушал, слегка прислонившись к стене, глядя перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо", как говорил потом Шульгин.

Гучков глухим голосом докладывал, "что приехали по поручению Временного Комитета дать советы... вывести страну из тяжелого положения, что борьба поведет к напрасным жертвам, всякая "борьба для вас, Государь, бесполезна". Государь ни на кого не может рассчитывать. "Необходимо последовать совету Временного Комитета - отречься от престола..." в пользу Наследника, регентом - Вел.Князя Михаила Александровича". Гучков уже заканчивал свою речь, как вошел ген.Рузский. Поклонившись, он занял место у свободной стороны стола, оказавшись между делегатами. При последних словах Гучкова Рузский нагнулся к Шульгину и прошептал: "Это дело решенное. Вчера был трудный день. Буря была"... Гучков закончил свою речь советом, чтобы Государь, "помолившись Богу", пошел навстречу пожеланиям Гос.Думы... и отрёкся в пользу сына. При упоминании о молитве Государь впервые, как-то странно взглянул на Гучкова. Гучков, закончив речь, подал Государю бумажку - проект манифеста.

Взяв бумагу и сложив ее аккуратно, Государь стал отвечать.

Твердым и спокойным голосом Государь сказал, что вчера и сегодня он уже обдумал этот вопрос и еще в три часа дня принял решение отречься в пользу своего сына Алексея, но затем изменил свое решение. Он не может расстаться со своим больным сыном и решил отречься в пользу своего брата Михаила. "Надеюсь, вы поймете чувства отца", - произнес Государь более тихим голосом. "Депутаты просили Государя обдумать этот вопрос". Взяв со стола сложенную бумагу, Государь вышел из салона в свой вагон" (309). На площадке вагона Государь сказал Воейкову, "что речь Гучкова, сверх его ожидания, была очень корректна, и спросил: "А вы заметили, как вел себя ген. Рузский?" Ген.Мордвинов, видевший, как пришел Рузский и слышавший, как он резко говорил: "Всегда будет путаница, когда не исполняют приказаний. Ведь было ясно сказано - направить депутацию раньше ко мне. Отчего это не сделали? Вечно не слушаются" (310).

Кобылин: Во время приема Государем Гучкова и Шульгина сопровождающие их занимались раздачей на вокзале всевозможных листовок"- в том числе и приказ номер первый. М.Б.

А.Мордвинов (из книги Кобылина): "Оба депутата были, видимо, очень подавлены, волновались, руки их дрожали, когда они здоровались со мной"... "Шульгин говорил, волнуясь: "В Петрограде творится что-то невообразимое. Мы находимся всецело в их руках: и нас наверно арестуют, когда мы вернемся". - "Что же вы теперь думаете делать, с каким поручением приехали, на что надеетесь?" - спросил я, волнуясь. Шульгин с какой-то смутившей меня не то неопределенностью, не то безнадежностью от собственного бессилия и как-то тоскливо и смущенно, понизив голос, почти шопотом, сказал: знаете, мы надеемся только на то, что, быть может, Государь нам поможет"... (351). Через некоторое время Государь вошел снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав: "Вот текст"...

Спиридович: "Депутаты решили принять отречение так, как предлагает его Государь. Они просили Государя о назначении кн.Львова председателем Совета министров, а Вел.Кн.Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим (Указы. М.Б.).

Перерыв продолжался часа полтора. "Государь Император лично составил черновик акта отречения в пользу брата... и приказал переписать его на машинке, что и было исполнено в купэ походной канцелярии. Подписав акт карандашом, Государь отправился в салон. Все поднялись. Полная тишина. Его Величество, обратясь к депутатам, подал Гучкову два листка бумаги, сказав: "Вот акт отречения, прочтите". Гучков стал читать вслух. То был красивый, благородный манифест отречения от престола в пользу Вел.Князя Михаила Александровича. Внизу стояла подпись - "НИКОЛАЙ".

- Гучков не возражал" (311). По просьбе Шульгина Государь вставил, что "новый Император должен принести на верность конституции: всенародную присягу", и Государь отметил на акте: 2 марта 15 час. Гучков просил Государя изготовить два экземпляра акта. Один он отвезет в Петроград, а другой дать ген.Рузскому.

Государь исполнил и это...

"Государь вручил акт и указы и повелел переписать их немедленно начисто и дать на подпись. Государь поднялся. Все было кончено. ОТРЕЧЕНИЕ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА совершилось. Все были крайне взволнованы.

Государь стал прощаться. Подал руку депутатам и генералам и удалился в свой загон. Стенные часы салона показывали 11 час.45 м. ночи. Салон опустел. Депутаты направились к вагону ген.Рузского с На путях стояла толпа народа. Посыпались вопросы, Гучков сказал небольшую приличную речь об отречении Государя. Толпа молчала. Некоторые крестились" (312)

Заканчивая статью, хотя и очень большую, считаем нужным привести и акт отречения Государя.

АКТ ОТРЕЧЕНИЯ.

Ставка. Начальнику Штаба.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны, во что бы то ни стало, до победоносного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша, совместно со славными нашими союзниками, может окончательно сломить врага.

В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою, признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть.

Не желая расставаться с любимым сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем ЕГО на вступление на Престол Государства Российского.

Заповедаем брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.

Во имя горячо любимой Родины, призываем всех верных сынов отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением Царю в тяжелую минуту всенародного испытания, и помочь ЕМУ, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России!

Весть об отречении, как молния, пронеслась по царским поездам. Все были расстроены, растеряны. Многие плакали. Плакали генералы, плакали офицеры и солдаты, чиновники, прислуга и даже казаки.

После ухода депутатов свита, кроме Фредерикса, собралась в столовой. Подавали запоздалый чай. Хотелось быть вместе. Настроение подавленное. Точно скончался близкий любимый человек... Мысли всех прикованы к купэ одинокого отрекшегося Государя.

В два часа ночи "Поезд Литера А" отбыл из Пскова в Могилев.

Государь просил Воейкова зайти к нему, как только поезд тронется" (313-315).

Воейков писал: "Как только поезд двинулся со станции, я пришел в купэ Государя, которое было освещено одною горевшею перед иконой лампадою. После всех переживаний этого тяжелого дня Государь, отличавшийся громадным самообладанием, не был в силах сдержаться. Он обнял меня и зарыдал... Сердце мое разрывалось на части при виде столь незаслуженных страданий, выпавших на долю благороднейшего и добрейшего из Царей. Только что пережив трагедию отречения от Престола за Себя и Сына из-за измены и подлости отрекшихся от Него облагодетельствованных Им людей, Он, оторванный от любимей Семьи, все ниспосланные ему несчастья переносил со смирением подвижника...

В этот день Государь занес в свой дневник: "В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого... Кругом измена, и трусость, и обман" (стр.230).

На этом можно было бы и закончить эти мои выписки... Но приведем еще мало известные сведения из книги "Собственный Его Императорского Величества Конвой". Полковник Н.В.Галушкин. Сан-Франциско, США, 1961.

3-го марта. Литерные поезда подходили к Могилеву. "В нашем Свитском поезде, как вспоминает ес.С.Лавров, в пути почти никто не разговаривал. Каждый из нас, в подавленном душевном состоянии, искал одиночества в своем купэ".

Для встречи Государя на военную платформу станции к 19-ти час. прибыли находившиеся в Ставке Великие Князья и в большом количестве офицеры Штаба, во главе с ген.адъют. Алексеевым.

Как всегда, у места остановки Царского вагона выстроился, по правилам службы Конвоя, соответствующий наряд - Встреча Его Величества в составе: хорунжего Н.Галушкина, одного урядника и трех казаков.

Железнодорожная администрация сообщила о подходе Литерных поездов. Все офицеры выстроились в одну шеренгу, на правом фланге которой находились Вел.Князь Сергей Михайлович и Вел.Князь Борис Владимирович.

В темноте показались ярко светившиеся огни паровоза подходившего Литерного поезда. Это был поезд Лит.А - "Собственный" поезд, 

шедший первым. Его ход был особенно медленным и остановка почти неприметной. Было 20 час. 20 минут.

Первым из поезда вышел командир (Конвоя) генерал граф Граббе и, поздоровавшись с офицерами Конвоя, спросил, известно ли об отречении Государя Императора. Офицер ответил, что никто этому слуху не верит. "К несчастию России, это так", - сказал командир .и удалился обратно в вагон поезда.

Через две-три минуты на площадку Царского вагона вышел конвоец-ординарец Его Величества и дал знак офицеру о выходе Государя Императора. Встреча Конвоя воински приветствовала Государя Императора, выходившего из своего вагона. Государь имел на себе форму 6-го Кубанского казачьего Его Величества пластунского батальона. За Государем следовал его ординарец.

Государь Император изволил дать руку офицеру Конвоя и обратился к казакам с обычным своим ласковым приветом. "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!" - громко ответили казаки-конвойцы. Государь остановился и, приложив руку к головному убору, произнес: "Спасибо за службу, казаки!" Затем вторично подал руку офицеру, тихо добавив: "Благодарю и вас!"

Впереди всех встречавших Государя Императора стоял ген.Алексеев. Государь поздоровался с ним и, приняв от него рапорт, прямо направился к Великим Князьям и, обняв и поцеловав их, стал обходить строй г.г. офицеров., здороваясь с каждым из них в отдельности.

Обойдя всех, Государь принял в своем вагоне ген.Алексеева. После беседы с ним, в сопровождении ген.-адъютанта гр.Фредерикса и своего ординарца, отбыл в свою резиденцию, куда и прибыл в 21 час. 30 минут.

При входе Государя Императора в губернаторский дом, Его встретили помощник командира и командир дивизиона Конвоя, находившегося в Ставке, полковник Киреев и, от имени всех офицеров и казаков Конвоя просил Его Величество принять их верноподданнические чувства.

Офицеры дивизиона Конвоя в одной из своих комнат гостиницы "Париж" с тревожным волнением ожидали возвращения полк.Киреева и хорунжего Галушкина. Оба прибыли одновременно. Впереди шел полк. Киреев. Он шел, как в бреду, как-то странно размахивая правой ручкой и, казалось, как бы разговаривал сам с собой.

Подойдя к офицерам, он неожиданно зашатался и, подхваченный ими, упал на кровать и зарыдал ... "Итак, свершилось!. РОССИЯ ПОТЕРЯЛА БЛАГОЧЕСТИВЕЙШЕГО СВОЕГО ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, и милость Божия ОТОШЛА ОТ НЕЕ..."

    4-го марта из Киева прибыла в Могилев Государыня Императрица МАРИЯ ФЕОДОРОВНА. Ее встречали с подобающими ей почестями Государь, Вел.Князья и офицеры Конвоя со "Встречей" - офицер, урядник и три казака.

"Государыня Императрица Мария Феодоровна обошла встречавших Ее Вел.Князей, лиц Государевой Свиты и чинов Ставки. Поздоровавшись со всеми, Государыня Императрица вместе с Государем удалились в находившийся на военной платформе деревянный сарай, где Их Величества оставались довольно долгое время наедине". Вечером Государь обедал в вагоне Императрицы.

    5-ое марта - воскресенье. "К началу богослужения в Могилевский собор прибыли и стали на свои места конвойцы и солдаты рот 

Сводного Пехотного полка. Задолго до начала службы масса народа, главным образом, крестьян из ближайших к Могилеву сел, заполнили храм и прилегающую к нему площадь. Все ждали прибытия Государя Императора. Вдовствующая Императрица прибыла в собор после Государя,

Как только показался Государь, народ, приветствуя его, окружил Его Величество настолько, что он принужден был двигаться очень медленно, временами останавливаясь. Крестьяне, сняв шапки, низко кланялись Государю. Многие крестились. Женщины плакали. Дети из города Могилева, бывавшие со своими родителями и раньше в соборе в дни посещения его Государем и зная, что Государь всегда кому-нибудь из них отдавал свою просфору, по окончании службы сами подошли к Государю, но на этот раз Государь отдал просфору маленькой крестьянской девочке, которую на руках держала ее мать. ЭТО БЫЛО ПОСЛЕДНЕЕ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ОБЩЕНИЕ ГОСУДАРЯ С РУССКИМ НАРОДОМ".

Жизнь в Ставке почти не изменилась внешне... Временами казалось, что все, случившееся в Пскове, лишь кошмарный сон. Но действительность была другая, и последовал новый удар - неизбежность подчинения приказу о снятии с погон дорогой Эмблемы - Вензелевого изображения Имени отрекшегося от Престола Государя Императора.

Только тот, кто служил в Шефских частях, лично сам пережил эту трагедию, может понять всю глубину душевных страданий при исполнении этого приказа".