Наконец, пришел и наш черед грузиться на пароход.

В последний раз белые войска уходили с Кубанской земли. Последняя возможность была дана казачеству проявить себя. Но Кубанцы в своей массе остались инертными и нас не поддержали. Если бы они знали, какая судьба ждет их в дальнейшем, что несет казачеству большевизм, то, верно, поддержали бы... Но кто знал?..

Была усталость уже от Мировой войны, а тут еще более жестокая, затянувшаяся гражданская война. Хотелось мирной жизни. Казалось, что большевики не так страшны, что с ними можно ужиться.

Не надо бросать какие-либо обвинения служилому казачеству. Оно понесло много жертв и много своей крови пролило в борьбе с большевиками. И не оно виновато, что эта борьба не была доведена до конца. Большая доля вины лежит на тех его вождях, которые еще тогда, когда Белая армия была под Орлом, сидя в тылу, сеяли вражду между казачеством и добровольцами.

Тем, кто в двадцатом году надеялся, что казаки смогут ужиться с большевиками, пришлось горько разочароваться. Советская власть особенно жестоко, как ни с одной другой частью населения России, расправилась с казаками. Перед самой революцией казаки составляли 43% населения Кубанской области. А в 1942 году, по оценке немцев, занявших в прошлую войну Кубань, казаки составляли уже только 10% населения этой области. Исход казаков на Запад во время немецкого отступления еще больше понизил этот процент.

Такова печальная судьба Кубанского казачества.

- о -

Итак, мы уходили с Кубани. Второй раз за последние полгода наш полк возвращался из неудавшегося десанта...

На нашем пароходе несколько человек заболело холерой. На Кубани, население нас предупреждало, что из некоторых колодцев нельзя пить воду. Командованием было даже дано распоряжение, чтобы добровольцы пили по возможности кипяченую воду. Был слух, что в некоторые колодцы были пущены большевиками бациллы холеры. К счастью, холерная эпидемия на нашем пароходе не разыгралась и все ограничилось этими несколькими заболеваниями.

Кроме страха заболеть холерой, почему-то запомнилось, как в походной кухне, стоявшей на палубе, варили манную кашу. Пресной воды было мало, так что воду для нее черпали прямо из моря. Получалось очень вкусно. Как видно, пропорция соли в Азовском море была для этого как раз подходящая. Каша пользовалась большой популярностью, чего нельзя сказать о выданных во время этой поездки консервах. Консервы эти были из какого-то странного белого, неаппетитного мяса. Надписи на банках, объясняющей их "содержание", не было. Кто-то пустил шутку, что они были заготовлены из обезьян во время войны для питания чернокожих французской армии.

К Керченскому проливу подошли днем. Предполагая, что на Тамани находятся свои, наш пароход, не останавливаясь, начал проходить пролив. 

Нужно сказать, что в то время, как мы были иа Кубани, наши войска высадились также на Таманском полуострове, то есть на Кубанской стороне Керченского пролива. Но, как видно, Тамань, к ЭТОМУ времени тоже уже была оставлена нами, так как наш пароход под вергся сильному артиллерийскому обстрелу. К счастью, все были недолеты. 

Пришлось повернуть обратно и ждать темноты. Остановились при входе в пролив. Вдалеке была видна Русская Мама, о которой осталось много приятных воспоминаний. Ночью при потушенных огнях прошли через пролив.

По прибытии в Керчь был смотр полка. Большое число бывших красноармейцев, влитых в полк, совершенно изменило его внешний вид, сделало его каким-то чужим и бесцветным. Старых, знакомых лиц, в наших белых алексеевских фуражках,в рядах полка было мало.

Как у Лермонтова:

В Керчи мы задержались недолго, что-то около недели. В последних числах августа (по ст.ст.) наш полк был погружен в вагоны для отправки в Сев.Таврию.

 В нашем вагоне подобрались хорошие голоса. Во время дороги многие пели. На станциях около нашего вагона собиралась публика, которая каждую песню провожала аплодисментами.

Между прочим, здесь я в первый раз услыхал песню.

Песня нам очень понравилась, и мы ее часто пели. Уже в эмиграции ей было присвоено имя "Алексеевской песни". 

Выгрузился наш полк за Перекопом на небольшой Ианции недалеко от Мелитополя. Оттуда по степи, минуя несколько сел, прошли верст тридцать. Остановились в большом и богатом, широко раскинувшемся селе Ивановка. Здесь полк простоял около месяца, пополняясь и подготовляя себя, как потом выяснилось, к "Заднепровской операции".