(См. начало)

 18-ое    августа. Утром прилетел большевистский аэроплан и бросил бомбы. Чуть было не попал в баржу, через которую идет погрузка. Погрузка идет полным ходом. Грузятся казаки. Главная возня с лошадьми: их приходится лебедками поднимать в море с одного парохода и пересаживать на другой. До нас очередь еще далеко.

19-ое    августа. Мы стоим, как цыгане, табором. Повозки, повозки и повозки, везде костры. Есть нечего, выдали знаменитую "керченскую" муку, из нее делаем "пышки" на морской воде; хорошо, солить не надо!

Сейчас грузят обозы. Лошадей берут всех, а повозки только казенного типа. Много подводчиков едут с нами, не решаются оставаться. А тем, которые пожелали остаться, вернули лошадей, и они поехали через мост на Гривенскую.

К вечеру опять донесся гром канонады. Снаряды рвутся беспрервано уже минут двадцать. После такой стрельбы, боюсь, и места не найдешь от нашего полка.

С позиции прискакал наш ординарец с донесением. Мы его окружили, расспрашиваем.

-        Там страшный суд! - махнул он рукой и опять ускакал.

МИеня подзывает пор.Яновский:

-        Сейчас же собирайтесь, поедете с Башлаевым па позицию.

Едем по старой дороге, за нами еще едет повозка с продуктами для полка. Позиция верстах в восемнадцати. Встречаем повозку с ранеными Алексеевцами.

-        Что там, на позиции? - спрашиваем. Машут безнадежно руками.

Мне начинает казаться, что нам с Кубани не выехать.

20-ое августа. Пишу в окопе. Вчера часов в 8 вечера прибыл сюда. За полчаса до моего прибытия наши отошли в новые окопы. Сейчас спокойно, но в окопах все сидят, боясь приподняться, так как красные в 200 шагах и тотчас-же "посадят на мушку". Правый фланг упирается в Протоку, у обрывистого берега. Левый фланг клином упирается в густой камыш и вязкое болото.

Часов в 12 дня наша батарея, стоящая в полуверсте за второй линией, открыла огонь. Красные начали отвечать. Их шрапнель рвется над окопами. Картечь с диким завыванием местами сметает бруствер. Наши приникли к земле. Потом красные начали бить на удар. У нас вдруг перебита линия. Иваницкий, собравшись с духом, выскочил из окопа. Я взял трубку. Линия не работает. Ах, вот заработала! Лезет обратно Иваницкий. Слава Богу, перебили всего в десяти шагах.

К вечеру все утихло. Кухня поздно ночью привезла обед и ужин разом. Обед не то, что на погрузке. Целый бык на 80 человек! Комары кусают, нет покоя.

21-ое августа. Ночь спали по очереди с Иваницким. Проклятые комары искусали страшно. Сижу на дне окопа и украдкой срисовываю полк.Логвинова.  

     Сегодня в полдень была жаркая перестрелка, убито два офицера. Один из них приподнялся - вынимал что-то из кармана - и хлопнуло. Они, прикрытые шинелями, лежат в окопе.

Вечером со стороны красных понеслись крики:

- Завтра все будете у нас! -

-        Смерть белогвардейцам! - Раздавим гидру контр-революции! - отборная ругань и т.д. Слышалось пение, крики. Очевидно, там шло пьянство. У нас же было тихо - ни звука.

"Но тих был наш бивак открытый!"

А налево, в камышах, несколько человек роют могилу. Нужно хотя бы как-нибудь похоронить двух товарищей. Они уже начали разлагаться.

22-ое Августа. Часов в 8 утра вдруг совершенно неожиданно справа, из-за протоки, ухнуло орудие, и снаряды начали ложиться вдоль окопа. Красные, видно, ночью как-то переправили орудие на тот берег. Неужели исполняются их вчерашние угрозы: "Завтра будете все у нас!"?

Красные пошли в атаку. Полк.Логвинов, заменяющий командира полка, с утра у нас в 1-й линии. Он не выпускает из рук трубки.

-        Батарея! - кричит он. - Сосредоточьте огонь по левом берегу, отвлекайте их батарею!

-        Пулеметчики, на вас вся надежда! - кричал Логвинов на левый фланг, где наготове стояли четыре люиса.

- Оставьте аппарат! - махнул он мне и Иваницкому. Мы взяли винтовки и легли на бруствер.

Снаряды рвутся то впереди, то позади окопа, то падают в воду и подымают водяные столбы. Но всё внимание наше сосредоточено вперёд, где между кустами и деревьями спокойно идут на нас красные. Они идут кучами. До них шагов полтораста.

-        Батальон, - закричал Логвинов, - Пли!

Грянул залп из 80 винтовок и яростно зарокотали четыре люиса.

Боже мой, что получилось! Красные все пали на землю и, как раки, полезли в разные стороны. Многие кинулись в камыши, прямо в болото. Другие кидались в воду. Мы бешено стреляли, пулеметчики выпускали диск за диском. Уже красных и не было, а наши всё стреляли

-        Разрешите в атаку? - кричали офицеры Логвинову, вылезая из окопа.

-        Куда? Куда? - закричал он. - Назад!

Ночью наши лазили в разведку. Притащили одного красного, раненого в грудь. Он говорил, что у них перед наступлением все были уверены, что мы еще раньше покинули окопы.

Нас, телефонистов, 4 человека (я, Изаницкий, Башлаев и Солофиенко), дежурим в первой и второй линиях день и ночь, подменяя друг друга.

     Говорят, завтра кончается погрузка всех частей.

23-е августа. Десять часов вечера, пишу при свете горящего кабеля. Все уже спят - утомились. Ну и денёк был сегодня! С раннего утра красные буквально засыпали нас снарядами. У меня в ушах до сих пор стоит визг и треск от них. Не могу уснуть. Нам, телефонистам, пришлось особенно жарко. Как я остался жив, не знаю. Приходилось все время выскакивать из окопа и поправлять порванные линии.

Потом красные пошли в атаку, они покрыли всю поляну. У нас зарокотали пулемёты и открылась отчаянная стрельба. Пришло на помощь человек 30 с полк.Логвиновым из 2-й линии. Все лежали на бруствере и выпускали обойму за обоймой.

Красные, невзирая на потери, шли напролом. Одни падали, другие сзади лезли. Было жутко!

-        Почему батарея молчит? - кричит Логвинов в трубку. Батарея! Батарея! Черт возьми! - орал он, ругаясь. - Связь! - прохрипел он, бросая трубку.

-        Я, г-н полковник! - кричу я.

-        В одну минуту батарею дать!

Я хватил моток кабеля, запасной аппарат и, забыв про снаряды к пули, колбасой несусь по камышам. Батарея в тылу в версте. Прибегаю, батареи нет.

-        Где батарея? - кричу я солдату, который грузит повозку какими-то вещами.

-        Сейчас ушла на погрузку.

-        Как?.. Куда?.. Почему?...

-        Не знаю, - флегматично ответил солдат.

Я быстро включил аппарат в брошенную линию - работает!

-        Алексеевский полк! Батарея ушла на погрузку!

В ответ слышу такие ругательства, каких я никогда не ожидал от полк.Логвинова. Бегу обратно. Стрельба почему-то утихла. Какая-то зловещая тишина.

Смотрю - навстречу бегут наши, их всего человек 50.

-        Тра-та-та-та, - опять засвистели пули.

-        Полк, стой! - слышу голос Логвинова. Остановились и легли на поляне. Я присоединился к ним. Около часу перебегали назад, пока не влезли в свежие, для нас приготовленные окопы. Вечером из Ачуева прислали патронов, продуктов и два люиса.

Темно. Впереди стоит секрет. Все, прильнув к брустверу, спят, ведь устали страшно.

Иваницкий контужен, сидит и все время так странно мотает головой. Жалко нашего Башлаева. Его убило осколком гранаты. Он и другие убитые и раненые - человек 40-45 - лежат там... Их оставили там, когда покидали тот окоп. Бедняги - раненые! Но что наши могли сделать?...

24-ое августа. Часов в шесть утра мы и вчерашний окоп, так как красные открыли такой огонь, что нельзя было выдержать.

Наш последний окоп невдалеке от моря, отсюда видна Ачуевская церковь и мост. Красные нас оставили в покое и бьют по мосту. Если его разобьют, мы погибли. Отсюда до места погрузки верст семь. Уже известно, что грузимся сегодня вечером. Набежали черные тучи. Поднимается ветер, море неспокойное. При ветре будет скверно грузиться.

Наши четыре люиса уже пошли через мост на ту сторону. Они будут обстреливать противника, когда мы будем отходить через мост. Уже отправили новых раненых на погрузку. Я сдал аппарат и кабель с ними. Мы остались с одними винтовками. Второй батальон - человек 30 - пошел на погрузку. Красные не стреляют; они, очевидно, отчаялись нас взять и ждут, когда мы сами уйдем. За 2-м батальоном на мост пошел 1-й батальон - осталась только офицерская рота, человек 18. Едва только батальон взошел на мост, как красные с криком ура вылетели из своих окопов. Они, вероятно, не предполагали, что часть нас еще осталась на том берегу.

-        Рота, пли! - крикнул капитан Осипенко, который остался старшим вместо Логвинова. Офицерская рота дала залп, другой. Красные отхлынули.

Наконец, поднялась Офицерская рота.

-        Не спеши! - кричит Осипенко. - Реже шаг!

-        Рядами, господа, рядами, - слышен голос Осипенко.

-        Через мост вольным шагом, не беги! Вторая полурота, стой. Пусть 1-ая пройдет!

Красные открыли яростный огонь. Пули защелкали по мосту. Двух человек уже понесли на руках. Наступила наша очередь. Мы, человек семь, быстро перебежали по мосту. Наши 4 люиса, захлебываясь, трещали по красным. Мост был обмотан соломой и облит керосином, два офицера стояли с паклей.

-        Не отрываться, господа, скорым шагом! - кричит сзади Осипенко,*) - ждать никого но будем.

Пулеметы наши все еще строчат. Над нами поют красные пули. Проходим Ачуевскую часовню, хутор - никого. Я оглянулся назад.

    *) Капитан Осипенко за оборону Протоки и за героически проведенное отступление был награжден орденом Св.Николая Чудотворца (Ред.)

Мост был охвачен пламенем. Две лодки неслись вниз по течению, а остальные, разорвавшись на две части, колыхались у нашего берега.

Шел мелкий осенний дождь. Мы шли по вязкому песку к месту погрузки. Несем по очереди раненых, тяжелые люисы. Проходим место, где был лагерь: сломанные повозки, следы от костров, какие-то пустые банки, бумажки. Не поживятся красные тут, напрасно они так рвутся сюда.

Я вспомнил нашу высадку на Кубани, какой был теплый солнечный день. А провожая нас, даже природа плакала.

Идём не особенно быстро, раненые просят не качать их здорово.

На море стоят два судна: один миноносец и рядом небольшой пароход "Амвросий". У берега небольшой катерок, он перевезет нас на пароход.

Первыми высадились и последними уходим. Приехало 3 батальона человек 800, а уезжает 2 батальона, человек 120. Человек 200 уехало раньше раненых.

Прощай, Кубань! Вероятно, навсегда!