ГЕНЕРАЛ М.В.АЛЕКСЕЕВ, Шеф Партизанского Генерала Алексеева пехотного полка.

Генерал Михаил Васильевич Алексеев родился в семье штабс-капитана 64-го пехотного Казанского полка, бывшего крепостного, за боевые заслуги произведенного в офицеры.

Небывалый жизненный путь прошел М.В.Алексеев - от простого, скромного армейского прапорщика до поста начальника штаба Государя Императора, т.е. фактически стал в 1-ую Мировую войну Верховным Главнокомандующим всех Вооруженных Сил России. И всего этого он достиг без всякой протекции и связей, только благодаря личным заслугам, своим незаурядным способностям, уму, трудолюбию, настойчивости, энергии и ко всему этому исключительной честности.

Разразившаяся революция разрушила все его планы и надежды на победу России в затянувшейся войне, перегруженность напряженной работой окончательно подорвала его и без того некрепкое здоровье.

Попытка, в первые месяцы Временного Правительства, спасти армию от разложения и сохранить ее боеспособность ему не удается, и он принужден уйти с поста Верховного Главнокомандующего, которым он официально стал после отречения Государя. В прощальном обращении к Армии он пишет:

"Почти три года вместе с вами я шел по тернистому пути Русской Армии. Переживал светлой радостью ваши славные подвиги. Болел душой в тяжелые дни наших незадач. Но шел с твердой верой в Промысел Божий, в призвание русского народа и доблесть русского воина. И теперь, когда дрогнули устои военной мощи, я храню ту же веру. Без нее не стоило бы жить.

И низкий поклон вам, мои бывшие соратники. Всем, кто честно исполнил свой долг. Всем, в ком бьется сердце любовью к Родине. Всем, кто в дни народной смуты сохранил решимость не давать на растерзание родной земли.

Низкий поклон от старого солдата и бывшего вашего Главнокомандующего.

Не поминайте лихом!

Генерал Алексеев.

Как известно, ген.Алексеев прибыл в Новочеркасск 2-го ноября (ст.ст.) 1917 года, т.е. через неделю после Октябрьской революции, и сразу приступил к организации отрядов для борьбы с большевиками. Больной и слабый физически, но бодрый духом, в обстановке полного разложения, неверия и злобы, он начал (как он сам говорил) "свое последнее дело на земле" и отдал ему свои последние дни. Не честолюбие, не тайные замыслы, а только сознание ответственности и нравственный долг перед погибающей родиной руководили им и дали ему силы начать это дело.

"Было трогательно видеть и многим, быть может, казалось несколько смешным, - пишет ген.Деникин в своих "Очерках Русской Смуты", - как бывший Верховный Главнокомандующий, правивший миллионными армиями и распоряжавшийся миллиардным военным бюджетом, теперь бегал, хлопотал и волновался, чтобы достать десяток кроватей, несколько пудов сахару и хоть ничтожную сумму денег, чтобы приютить, обогреть и накормить бездомных, гонимых людей." Дальше ген.Деникин отмечает: "...и вскоре получено было первое доброхотное пожертвование на "Алексеевскую организацию" - 400 рублей - это все, что в ноябре месяце уделило русское общество своим защитникам". В 5-м томе "Архива Русской Революции" опубликованы "Денежные документы ген.Алексеева" о суммах, пожертвованных на формирование Добровольческой армии. Из этих документов видно, как каждая копейка, полученная и истраченная, аккуратно записывалась самим Алексеевым. Больших пожертвований почти нет, наши русские толстосумы не особенно были щедры. Особенно бросаются в глаза пожертвования от 4-го февраля 1918 года: одно - от служащих Петроградского Ссудного банка - 688 руб.12 коп. (видно, собирали по подписному листу) и второе - от прихожан Успенской церкви в Ростове - 800 руб. (наверное тарелочный сбор). Ген. Алексеев не отказывается и от таких денег, что говорит, в какой предельной нищете формировалась и боролась Добровольческая армия. А рядом был Ростов, один из богатейших городов России, который эта армия защищала от наступающих большевиков.

Ген. А.Богаевского, будущего атамана Войска Донского, судьба много раз в жизни сталкивала с ген.Алексеевым. О своих встречах с ним на Дону он пишет в своих воспоминаниях: "...затем я снова увидел его уже в Новочеркасске. Вскоре после своего приезда я зашел в его штаб на площади Никольской церкви. В жарко натопленной комнате сидел он за письменным столом, похудевший, осунувшийся, но все такой же деятельный и живой. Сердечно и тепло встретил он меня, вспомнил недавнее прошлое и сейчас же перешел к настоящему - формированию Добровольческой армии - святому делу, которому он посвятил остаток своей жизни. Я с грустью слушал бедного старика. Еще так недавно он спокойно передвигал целые армии, миллионы людей, одним росчерком пера отправлял их на победу или смерть, через его руки проходили колоссальные цифры всевозможных снабжений, в его руках была судьба России... И вот здесь я опять увидел его с той-же крошечной записной книжкой в руках, как и в Могилеве, и тем же бисерным почерком подсчитывал беленький старичек какие-то цифры. Но как они (эти цифры) были жалки! Вместо миллионов солдат - всего несколько сот добровольцев и грошевые суммы, пожертвованные московскими толстосумами на спасение России".

"Много раз потом, - продолжает Богаевский, - встречался с ним в Ростове, во время Ледяного похода и опять в Новочеркасске, когда я был Председателем Донского Правительства. За это время я ближе сошелся с покойным своим учителем и проникся к нему еще большим уважением. Я преклонялся перед его глубоким патриотизмом, здравым смыслом всех его решений и распоряжений, безупречной чистотой всех его побуждений, в которых не было ничего личного. Он весь горел служением своей великой идее и, видимо, глубоко страдал, когда встречал непонимание или своекорыстные расчеты. Несмотря на свой возраст и положение - духовный вождь Белого движения, политический руководитель и организатор его - он скромно уступал первое место Корнилову, своему ученику в Академии, а затем, после его смерти, и ген.Деникину".

Формирование Добровольческой армии донской, так называемой "прогрессивной" общественностью было встречено недоброжелательно. В печати и в Донском Правительстве начали подниматься вопросы о роли и целях Добровольческой армии, вождей которой стали подозревать в реакционных замыслах. 18-го января 1918 года ген.Алексеев был приглашен на заседание Донского Правительства для разъяснении, где ему был задан ряд вопросов.

"Обратившись к ген.Алексееву, председатель областной управы д-р В.Д.Брыкин сухим, предубежденно-бесстрастным голосом начал: "Крестьянский съезд поручил нам всесторонне ознакомиться с организацией, деятельностью и задачами Добровольческой Армии". Спокойно и мягко взглянув своими близорукими глазами на говорившего, ген. Алексеев быстро что-то отметил в своей записной книжке и затем, выдержав некоторую паузу, стал отвечать. Когда тот же Брыкин подошел к вопросу о средствах Добр.Армии и спросил, даются ли при этом клкие-либо обязательства, то ген.Алексеев всем корпусом повернулся в сторону вопрошавшего и медленно, отчеканивая каждое слово, произнес: "При обыкновенных условиях я счел бы подобный вопрос за оскорбление, но сейчас, так и быть, я на него вам отвечу: Добровольческая Армия не принимает на себя никаких обязательств, кроме поставленной цели спасения Родины, - Добровольческую Армию купить нельзя".

(Из "Донской Летописи" № 2, стр.163)

В те дни в Новочеркасске каждый день раздавался грустный похоронный звон, а на улицах звучали траурные марши, провожавшие к вечному покою погибших на подступах к Новочеркасску добровольцев и Донских партизан. Атаман Каледин и ген.Алексеев часто шли за гробами этих героев. Однажды, после похорон нескольких убитых мальчиков-кадет , ген.Алексеев, с грустью глядя на свежий могильпыи холм, уже заметаемый снегом, сказал: "Если бы я мог, я поставил бы им памятник, изображающий разрушенное орлиное гнездо и погибших возле него орлят, - и задумчиво добавил: - и написал бы на этом памятнике: "А где же были орлы?".

Под давлением во много раз превышающих сил красных маленькая Добровольческая армия 9-го февраля 1918 года оставила Ростов и вышла в Первый Кубанский поход. Ген.Алексеев писал: "Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившеи Россию тьмы".

Переносить все тягости походной жизни больному ген.Алексееву было особенно тяжело. Напрасно его врач, д-р Кельин, и другие уговаривали его взять карету и ехать с кое-какими удобствами, но он от этого решительно отказывался и долгое время продолжал ехать на простой линейке, которая безжалостно трясла его старое, больное тело.

Всю Добровольческую казну и все важные документы ген.Алексеев всегда возил с собой в небольшом чемодане, ставшем легендарным. Ген.Деникин в своих воспоминаниях описывает одну свою совместную ночевку с ген.Алексеевым:

"Его и меня поместили в маленькой каморке с полатями, на них чья-то добрая рука положила густо соломы и покрыла рядном. Тепло, благодать! Ночью просыпаюсь от страшного удушья: припадок бронхита? Нет... Вся комната полна дыма, огненные языки лижут полати. Вскочил. Подо мной сейчас же вспыхнула солома. С большим трудом разбудил Алексеева. Выбита рама, полетел в окно, прямо в грязь, мой обгоревший вещевой мешок с последними пожитками...

-        Чемодан забыли! -

В комнату вскочил сын Алексеева и еще кто-то и с большим трудом вытащили знаменитый "Алексеевский" чемодан - в нем вся добровольческая казна. Пожар потушили. Кто-то уже острит:

-        Казенное добро в воде не тонет и в огне не горит. -

У станции Усть-Лаба, в ожесточенной схватке за мост через реку Кубань, добровольцы не выдержали и, истекая кровью, начали подаваться назад. А через р.Кубань надо было перейти во что бы то ни стало. Отступая, они вдруг увидели на камнях железнодорожной пасыпи, под страшным огнем, знакомую фигуру ген.Алексеева, спокойно сидящего и наблюдающего за ходом боя. Уговоры, чтобы он ушел, успеха не имели. Это так повлияло на отходивших, что они бросились в штыки, большевики отступили, и положение было спасено.

В "Сборнике в память 1-го Кубанского похода" Н.Н.Львов пишет: "Сколько раз приходилось мне видеть в степи ген.Алексеева. То он шел в сопровождении ротмистра Шапрона, своего адъютанта, то один, опираясь на палку... Он шел стороною, вдали от других. Он не мог командовать армией, не мог нести на себе тяжелое бремя боевых распоряжений на поле сражения. Физические, уже слабеющие силы не позволяли ему ехать верхом. Он ехал в коляске, в обозе.

Как будто он лишний в походе.

А между тем попробуйте вычеркнуть ген.Алексеева из Кубанского похода, и исчезнет все значение его. Это уже будет не Кубанский поход. Одним своим "присутствием среди нас этот больной старик, уже как-бы отошедший от земли, придавал всему тот глубокий нравственный смысл, в котором и заключается вся ценность того, что совершается людьми."

Летом 1918 года на Волге и в Сибири тоже началась борьба с большевиками. Оттуда начали приходить известия об успехах этой борьбы, о том, что на Волге белыми заняты Самара, Симбирск, Казань. Стали приходить письма к ген.Алексееву, в которых его звали туда, чтобы он, как общепризнанный авторитет всероссийского масштаба, возглавил там борьбу.

Ген.Степанов, бывший потом военным министром у Колчака, писал ген.Алексееву: "Ах как здесь жаждут многие получить от Вас, глубокоуважаемый Михаил Васильевич, хотя какие-нибудь указания, что надо делать и как поступить, чтобы спасти родину не только от Германии, но и тех же союзников, вступающих ныне в наши пределы, якобы из бескорыстных побуждений".

Адмирал Колчак в письме из Омска от 1-го октября 1918 года (это письмо уже не застало ген.Алексеева в живых) писал: "Вы, Ваше Превосходительство, являлись все это время для меня единственным носителем Верховной власти, власти Высшего военного командования, для меня бесспорной и авторитетной".

После 1-го Кубанского похода Добровольческая армия вышла к границам Донской области и там пополнялась и набиралась сил для нового похода на Кубань.

Политическая ситуация для добровольцев, как бы носителей идеи Единой и Неделимой России, именно в этой части России была не особенно благоприятна. Украина была оккупирована немцами и объявлена независимым государством. Восставший Дон, очищенный от большевиков, тоже начал проводить политику независимости. Среди кубанцев, которых Добровольческая армия собиралась идти освобождать, а особенно в Кубанском правительстве тоже были довольно сильны самостийные течения и идея независимой Кубани под протекторатом Украины. В Киев была послана Кубанским правительством специальная делегация для переговоров.

На одном из заседаний Кубанского правительства, на котором решались задачи этой делегации, присутствовал ген.Алексеев. Член Кубанского правительства Д.Е.Скобцов в своих воспоминаниях пишет: "На предполагавшееся совещание кубанцев Быч (председатель Кубанского правительства) пригласил ген.Алексеева. Он жил тогда в Новочеркасске и очень недомогал. На наше собрание он пришел с опозданием, прямо из церкви. Сев к столу, он попросил слова. Говорил пространно о России, об Армии, о возможных в будущем успехах и испытаниях. Центром речи было предупреждение не увлекаться заманчивыми перспективами легкой жизни благодаря помощи иностранной силы. Конец речи был приблизительно таков: - Нам известно, что вы ведете переговоры с гетманом и его правительством. За гетманом стоят немцы. Мы с ними говорить не можем. У вас руки свободнее. Если можно что-либо получить для общей пользы от Украины, берите. Но если с этим будет связана измена родине, то смотрите!.. - голос Алексеева окреп, глаза загорелись - Россия будет жить... Перед всеми верными своими сынами она в долгу не останется... Поймет, что было сделано, как неизбежное. Но измены, совершенной в этот страшный час, она не забудет!... - Постучал сухим пальцем о край стола, сделал небольшую паузу - И я, если буду жив, и я вам этого не забуду. —

Ген. Алексеев был не согласен с решением ген.Деникина в первую очередь идти освобождать Кубань; в письмо к нему из Новочеркасска он писал:

"Углубление наше на Кубань может повести к гибели. Обстановка зовет нас на Волгу... Центр тяжести событий, решающих судьбы России, перемещается на восток..."

Деникин, к сожалению, не послушался мудрого старика Алексеева

В ночь с 9-го на 10-е июня 1918 года Добровольческая армия вышла во 2-й Кубанский поход. 3-го августа был взят с боем Екатеринодар, начался новый, более важный по своей значительности этап Белого движения. Как раз в этот период разворачивающиеся белые силы как никогда нуждались в государственной мудрости, стратегическом таланте и организаторских способностях ген.Алексеева, - но судьба решила иначе.

После переезда штаба армии в Екатеринодар ген.Алексеев простудился, началось крупозное воспаление легких. Больной организм не выдержан и в 8 часов утра 25 сентября (ст.ст.) 1918 года ген. М.В.Алексеев скончался.

В те дни Екатеринодар был городом траура. Цветов нельзя было достать, все их несли на гроб Алексееву, за ними ездили в дальние станицы. Потом торжественные похороны, толпы народа, шпалеры войск (от каждого полка, от каждой батареи, где это было возможно, были присланы роты, сотни или взводы), бесконечная вереница венков, "...бледный, тихий, осенний день, редкие капли дождя, а главное — тишина, - точно плакала матушка Русь о преждевременно ушедшем в лучший мир болярине Земли Русской, рабе Божием Михаиле", - пишет в своих воспоминаниях. М.Борель.

Ген.Деникин в своем приказе от 25-го сентября писал:

"Он отдал последние силы свои созданной его руками Добровольческой Армии. Перенеся и травлю и непонимание и тяжелые невзгоды страшного похода, сломившего его физические силы, он с верой в сердце и с любовью к своему детищу шел к заветной цели спасения Родины. Бог не судил ему увидеть рассвет".

В своих воспоминаниях ген.Врангель писал: "С ним закончилась яркая страница героической борьбы русских патриотов. Его имя останется в нашей истории наряду с именами лучших русских людей".

При отступлении белых, семье ген.Алексеева удалось вывезти его останки из России. В настоящее время его скромная могила находится в Югославии, на сербском кладбище в Белграде.

*) Примечание. В это время Добровольческая армия очень нуждалась в различных видах военного снаряжения, которое можно было получить от Украины, где находились большие военные скалады, оставшиеся от Мировой войны.

Борис Павлов.