(Продолжение, см. №№ 10-12 и 14)

Прошел только деревню, а за мной погоня. Двое скачут в тарантасе. Ворота поскотины не закрыли, поскакали дальше. Через две версты следующая деревня. Ворота поскотины открыты настежь, у какого-то дома стоят мои преследователи и рассуждают: "Он где-то здесь, дальше он не мог пройти".

Меня опять спасает темнота. Я стою и все слышу. Только подумал: вот дубье, ведь я вас, как воробьев, перестрелял бы.

Они уехали обратно, а я пошел дальше своей дорогой. Иду по тракту, грязь налипает опять на ноги. Каждая нога, словно по пуду. Внаа на дороге огонек, как видно, кто-тст курит. Прошел две или три версты, на дороге никого не встретил. Но вот в кустах слышу ворчание собаки, она хочет залаять и рвется из чьих-то рук. Очевидно, собака хотела броситься на меня, но ее держали, зажали морду, чтобы не лаяла. Я подумал, наверное, такие же беглецы, как и я, не имея пристанища, прячутся в кустах.

Дождь прекратился, однако, я так устал, что мне казалось, что иду я бесконечно и прошел, наверное, мимо своего села. Решил присесть и отдохнуть. Нашел на дороге камень и присел на него. Когда я встал, то почувствовал еще большую усталость. Оказалось, что я но дошел лишь одну версту до села. Увидав постройки, я так обрадо- в лея, что и про усталость забыл.

Хозяин мой встретил меня с неописуемой радостью, как родного.

-        Слава Богу, что вернулся, я боялся за тебя!

Предлагал мне покушать. От еды я отказался и завалился спать. Было около 12 часов ночи. Заснул я моментально и спал мертвым сном. Долго спать не пришлось, в 4 часа меня разбудил хозяин.

-        Вставай, какой-то человек приехал, хочет тебя видеть.

-        Где он?

-        На тракте ждет, приехал на повозке.

Взял я ревользер и пошел на тракт. От хаты до тракта было близко. Сначала подумал, не западня ли какая-нибудь. Вижу на дорого тарантас, запряжена лошадь, возле стоит какая-то темная фигура. Сpазу жe все подозрения рассеялись.

- Доктор! Какими судьбами занесло тебя сюда?

-        Ездил в город, достал тебе паспорт. Года подходят, рост тоже, и цвет волос и глаз, а главное - он из русской деревни, значит и это подходит, он русский. Он умер. Паспорт его я и достал.

-        Вот прекрасно. Этого мне только и не доставало. Завтра иду в Ижевский завод.

-        Да сохранит тебя Господь!

Он меня перекрестил. Мы поцеловались, доктор поехал к себе домой, а я отправился досыпать. На душе было спокойно. Когда я говорил доктору: "завтра иду на завод", - это было не завтра, а сегодня. Человек как-то привык считать начало дня не с 12-ти часов ночи, а с того момента, когда встанет и начнет работать.

Двинулся я в поход в тот же день, только перед этим постарался выспаться, а сборов у меня никаких не было, все тот же подозрительный мешок с военной формой и сапогами. Казалось это ненормальным, но что сделаешь - я не собирался сдаваться красным в полон. А где я получу военное обмундирование и сапоги, прибыв в Белую армию? А тут все свое собственное.

На минуту отвлекусь от темы. Тот, кто будет читать эти строки, невольно обратит внимание, как всюду нас, а потом меня сопроводождало исключительное везение. Я лично многое из этой эпопеи приписываю гипнозу. Я увлекался этой наукой, кое-что читал по этому поводу. Сначала я производил легкие эксперименты, и они мне удавались - например, из пяти карт вынуть задуманную. Выходило недурно. Вo время экзаменов вынуть из разложенных на столе билетов тот, который я знал хорошо. Тоже удавалось. А однажды экзамен происходил без билетов, и я внушил преподавателю географии дать мне тему о Привисленском крае. Он долго не сдавался, хотел дать что-то другое и все повторял: "Ну, вот, расскажите нам..." - получалась пауза и опять: "Ну, вот, расскажите нам..." - и опять пауза. А я усиленно внушал: Привисленский край, Привисленский край!.. И я выиграл.

Так было и здесь. В описаниях моих воспоминаний я нахожу многие явления не как случай, а как действие гипноза, а может быть, какой-либо другой силы, связывающей людей, находящихся в разных местах и на огромных расстояниях друг от друга. Появление молодого купца на моем пути в городе - это не случайность. Он был нужен мне, и он пришел, хотя я и не применял способа внушения, а только думал о нем. Доктору я давал задание достать паспорт. Он достал, но он мог привезти его днем, но это было бы уже поздно, он бы меня не застал и никогда не увидел бы. А он привез в последний момент, в 4 часа утра, в непогоду, в темноте. Он ничего не знал о моем хождении в городе, а также не знал, что утром в 9 часов я ухожу на завод.

Еще лучший пример приведу из своей жизни. Во время гражданской войны в Китае, в которой я участвовал, я однажды подвергался смертельной опасности. Жена и дочь, которой было всего 6 лет, находились от меня далеко, за несколько сот верст. Дочь проснулась, разбудила мать, стала плакать и говорить: "Хочу молиться за папу!". Время совпало точно - ее пробуждение и опасность, которой я подвергался. Дальше в моем описании читатель увидит мое воздействие и на рабочих-большевиков. Надо было подчинить их волю своей.

Продолжаю дальше. До завода было 160 верст. Надо было пройти целый ряд деревень. Карты у меня никакой не было и не могло быть. Следовательно, надо было расспрашивать и узнавать кратчайший путь от крестьян. Что меня поразило и, конечно, радовало, давало силу и бодрость - это поголовная ненависть к большевикам.

Приходишь в деревню, сначала встретят с недоверием - не заслан ли советчиками? - Но когда узнавали, что я бежал из тюрьмы, подвергался преследованиям, картина сразу же менялась. НЕ знали, чем накормить, куда посадить, засыпали вопросами - какова жизнь в городе и что предпринимают против большевиков. Однажды, идя из одной деревни в другую, я сразу наткнулся на три дороги и не знал, по которой мне идти. В поле работали крестьяне. Я стал спрашивать, по которой дороге мне идти. На меня они обрушились с такой бранью, что я не рад был, что обратился в ним.

-        Иди, иди, советский шпион, переоделся, сволочь, и думает, что его не узнают! Там тебя ждут белые, они тебя повесят.

Никакие доказательства, что я сам белый, не помогли. Встретив женщин, я их спросил, они мне указали дорогу.

По сведениям местных крестьян, рабочие Ижевского завода отбросили красных на 60 верст. Мой путь, следовательно, сокращался. Но самый тяжелый участок, который я должен был преодолеть, "волок" в 25 верст. Это была просека в болотном лесу. Ее никак нельзя было назвать дорогой. По обе стороны просеки шли глубокие и широкие канавы для стока болотной воды. Во многих местах сама просека перерезалась глубокими канавами, которые надо было перепрыгивать. Повсюду были навалены деревья, и все покрыто хворостом. Bсе мое движение происходило не из пешего хождения, а из прыжков и перелезаний. Сколько времени я так передвигался, не помню, но вот наступили сумерки, а вскоре и темнота. Не зная, когда настанет конец этому "волоку", я решил остановиться, чтобы переночевать, - в темноте можно было или ногу сломать, или в канаву с водой попасть.

Но вот появился впереди огонек. Залаяла собака, замычала корова. Я обрадовался - наконец деревня. Напрег все силы и двинулся дальше. Пройдя еще с версту, я уперся в небольшой домик лесника. Лесник оказался человеком не плохим. Принял меня радушно. Накормил и чаем напоил, разговорились. Он мне рассказал про местные дела, я ему про город. У него я узнал, что в трех верстах от него находится стеклянный завод, что рабочие ставили к нему на "волок" заставу. Спросил я его:

-        А для чего?

-        А задерживать и смотреть, кто пришел, зачем пришел.

От него я узнал, что село С. было вооружено винтовками, каковые были получены от Ижевского завода. Плохо себя охраняли, красные напали на них спящих, много поубивали, а село сожгли. Двоих рабочих со стеклянного завода уводили ижевцы, хотели их расстрелять.

Многое я от него узнал, что делается в этом районе, но о чем-то главном он умалчивал, а умалчивал он о том, что рабочие стеклянного завода были большевиками. Очевидно, боялся портить отношения с соседями. Но зато сообщил мне приятную новость, что в 9-ти верстах от стеклянного завода находятся рабочие с Ижевского завода, то есть белые.

Проспав ночь у лесника, я двинулся дальше. В бодром настроении, пройдя три версты, вхожу в чистенький, опрятный поселок. Через поселок проходит единственная улица, на ней ряд однотипных домиков с крылечками. Проходящих по улице нет, но зато на одном крыльце и возле дома народу порядочно. Как только я вступил в поселок, все двинулись мне навстречу, окружили. Их насчитывалось человек сорок, один почему-то в солдатской шинели, лицо у него побито оспой. За старшего у них был старик с большой бородой. Он меня стал спрашивать:

-        Откелева идешь?

-        Из города - ответил я по заученному мною тексту.

-        А пропуск маешь?

-     Нет.

-        Почему не маешь?

-        Потому что я иду в Иж.завод (по простонародному Ижевский завод назывался кратко – Иж.завод), а там белые, - и спрашиваю его: Если бы ты был председатель исполкома, ты бы дал мне пропуск к белым?

-        Нет.

-        Вот почему у меня и нет его.

-        А ты где работал?

-        Я был мельником на Васильевской мельнице, а мельница закрылась, но у меня есть и другая специальность - я кузнец и сейчас ищу работу, а там на заводе всегда кузнецы нужны.

-        А пашпорт маешь?

-        Маю.

-        Покажь!

Достал и передаю. Взял паспорт, держит его вверх ногами и читает.

-        Так, все правильно.

Я даже позавидовал - учился, учился, а вот так, как он, ни за что не прочитал бы. Но вот допрос учинен, и они готовы меня отпустить.

- Ну, так иди, коль собрался на Иж. завод.

Настроение было у меня прекрасное. Я их расценивал так же, как крестьян, настроенных антисоветски.

Попрощался и пошел. А мне вдогонку кто-то крикнул:

-        Только тебя там заарестуют!

Спрашиваю: - Почему?

-        Да потому, что там белые.

И вот словно меня за язык кто потянул:

-        Ну и что ж, что белые, лишь бы не красные.

Как только я это сказал, они чуть ли не в один голос завопили:

-        Погоди, погоди!

Я остановился. Они все ко мне ринулись. Окружили.

-        Так ты за белых, аль за красных?

Я сразу понял, что сделал оплошность, но если я стану вывертываться, оправдываться, то еще хуже будет, - и говорю:

- Я за белых.

один из них, как видно, из нетерпеливых, закричал:

-        Заарестовать его и препроводить к красным!

Рука у меня за бортом поддевки держит за рукоятку револьвер.

-        А почему ты за белых?

-        Потому что убежал от красных из тюрьмы.

-        А почему ты убежал?

-        А потому, что каждому жизнь дорога, вот я и убежал.

Тот же голос опять кричит:

-        Заарестовать и препроводить к красным!

-        Да ты кто будешь?

-        Я офицер.

У всех расплывается злорадная улыбка.

-        Вестимо, что интеллигент, какой он рабочий?

Третий раз все тот же кричит:

-        Заарестовать и препроводить его к красным!

Теперь я решил - пора действовать. Делая вид, что за большевиков я их не считаю, стал говорить голосом начальника - громко, отчеканивая каждое слово;

-        Вот что, братцы, здесь район белых, а не красных, а потому сочувствующих красным здесь быть не должно. Вчера у вас были белые?

-        Были.

-        Арестовали двоих?

-        Арестовали.

Смотрю, мои мужички затылки стали чесать и говорят:

-        Да мы не за белых, мы и не за красных.

Говорю им:

-        Правильно делаете, потому что сегодня белые здесь, а завтра красные могут прийти.

Тот, что был в солдатской шинели, стал говорить:

-        Да-вот вчера приходили белые, заарестовали меня да его, - показывает на другого. - водили нас в деревню к себе, ставили к стенке, хотели расстрелять, говорили - большевики вы. А какие мы большевики? - и совсем нет, наше дело сторона.

Разговор подходил к концу. Стали перешептываться между собой при мне же, слышу, как говорят:

Сегодня мы его порешим, а завтра придут белые и нас расстреляют.

-        Ну, так что же, коль ты за белых, то и иди с Богом.

Во время разговора, когда уже стали говорить с уклоном в мирную сторону, один из них подошел ко мне, стал рукой подбрасывать карман моей поддевки с револьвером.

-        Да у него револьвер-то есть!

Я вынул свой "Стейер" - новенький, красивый револьвер.

-        А почему у тебя левольвер-то? - спрашивает старик, который меня опрашивал. Я говорю:

-        Да разве в такое время можно ходить без оружия?

Когда меня уже отпускал их старший, то одному кэ рабочих он сказал:

-        Иван, барин хотел, чтобы ему приготовили пару сивых, - и подмигнул ему. На это я сразу обратил внимание. Под барином надо было подразумевать хозяина завода.

Когда я двинулся в путь к белым, которые находились в девяти верстах от этого завода, один из рабочих вдогонку сказал:

-        Лучше левольвер-то оставь, а то там тебя заарестуют.

Сказав: "ничего не арестуют",- я пошел своей дорогой к белым.

С правой стороны от дороги шел лес, и я все посматривал, нет ли какого подвоха с их стороны. Влево местность была совершенно открытая, но вдали она повышалась, переходя в небольшие увалы. С версту от меня по этим увалам ехало двое на сивых лошадях. Это были рабочие, которых старик послал наблюдать за мной. Их интересовало, как меня примут белые.

Подходя к селу, я увидал двух вооруженных винтовками - это были ижевские рабочие, один был часовой, другой подчасок. Я был очень рад: наконец, все мои мытарства кончены и я пришел к своим. Когда я подошел к ним и оставалось лишь шагов сто, один из них закричал:

-        Стой, нельзя сюда иттить!

Я говорю: - Я перебежчик, белый.

-        Ничего не знаем, не велено пущать.

Вижу, что стоят два дурака; ничего не говоря, я пошел прямо к ним. Они стали заряжать винтовки, берут на изготовку, и часовой опять крикнул:

-        Стой, а то стрельну!

Делать нечего, пришлось подчиниться. Я остановился и говорю ему:

-        Вот что, ты оставайся, а подчаска пошли к караульному начальнику.

Тут они вспомнили службу: часовой остался, а подчасок убежал звать караульного начальника. Этой безграмотности не приходилось удивляться, так как рабочие завода были все белобилетниками, их не призывали на военную службу, они и так приносили огромную пользу государству.

Пришел бравый унтер-офицер, расспросил меня, кто я и откуда пришел. Рассказав вкратце свою историю, я вынул револьвер и передал ему. Обыскать меня он не догадался. Привел меня на заставу, которая стояла за зародом сена. Я спросил его:

-        А где начальник заставы?

-        Прапорщик в селе.

Караульный начальник в свою очередь оставил вместо себя одного из рядовых и повел меня в село. "Ничего себе службу носут, - подумал я, - словно на пикник пришли." Кстати хочу сказать - в те времена жизнь человека ценилась очень низко или, вернее будет сказать, она равнялась нулю. Заподозрели человека в шпионаже, взяли и расстреляли без всякого суда и следствия. Когда я попал на стекляном заводе к рабочим-большевикам, то один из них, а именно тот, что был в солдатской шинели, сказал: "товарищ, левольвер-то лучше оставь, а то заарестуют". Его слова чуть не сбылись. Когда я был на заставе белых и мой револьвер находился у караульного начальника, то солдаты уговаривали его: "Чего будешь возиться с каким-то мужиком, отведем в поле и расстреляем, а револьвер у тебя останется". Но унтер-офицер решил просто - сопровождать меня до выяснения моей личности. Он видел во мне советского лазутчика и считал, что револьвер достанется ему законным путем.

Поэтому, когда меня отправили на другой день в тыл, он меня сопровождал. В штабе небольшого передового отряда меня подробно опросили и сразу же поверили всему, что я рассказал. Они меня очень порадовали, сообщив, что мои компаньоны по тюрьме, прапорщики П., Б. и Б., месяц назад прибыли на Иж.завод. В этом штабе мне объявили, что официально я считаюсь арестованным - до передачи меня в штаб правой группы, куда меня отведут на другой день.

Штаб правой группы находился в селе Ч., в 25 верстах. Опять меня сопровождал тот же унтер-офицер. На мне было то же самое крестьянское облачение, в котором я путешествовал все время, - лапти, полосатые штаны, поддевка и выросшая борода придавали мне вид русского мужика. Когда я вошел в штаб, там в большой комнате происходило какое-то военное совещание. Были в сборе все офицеры, во главе с начальником группы прапорщиком В. Как только В. меня увидел, он сорвался со своего места, бросился ко мне и стал меня обнимать и целовать. Г.г. офицеры недоумевали, отчего их начальник целует мужика. Недоумение рассеялось после того, как В. объявил офицерам, что прибыл бежавший из тюрьмы пор.М.

В тот же день, но уже в офицерской форме, которую я все время носил с собой, я отправился на завод и представился в штабе армии командующему армией полковнику Федичкину. Здесь я получил назначение в северный отряд. Из северного отряда, по моему желанию, я был назначен в правую группу. На другой же день я принимал участие в боевой операции.

Последовали ежедневные бои за оборону завода. Иногда красных отбрасывали на 100 верст. Связи с белой армией долгое время не имели. Через три месяца, под давлением сил красных, в десять раз превышавших наши силы, завод был оставлен, а бойцы-рабочие, оставив свои семьи, продолжали сражаться в продолжении всей гражданской войны. Красные, ворвавшись на завод, за три дня убили, главным образом, семьи ушедших рабочих - 9997 человек.

- о -

ЭПИЛОГ

Нас победили, красные выиграли войну. Почему? А потому, что за нами не пошли ни крестьяне, ни рабочие. Почему? А потому, что мы носились с Учредительным собранием, а Ленин сразу же выкинул лозунг - вся власть народу, земля крестьянину, фабрики и заводы - рабочим. Крестьянин думал: "А что это за учредительное собрание? Пойдем мы с белыми, а что, если землю у нас заберут потом князья - Огинские, Четвертынские, Потоцкие, Радзивилы? А Прибалтика, осо- бенно латыши, - у них в памяти оставалось усмирение их в мирное время, боялись возвращения немецких баронов.

Рабочие Ижевского и Воткинского заводов хорошо знали, за что они борются, - у них и земля была, и работа хорошо оплачивалась, и был 8-часовой рабочий день. Каждый рабочий имел собственный дом и домашнее хозяйство с живностью. Рабочие частных фабрик и заводов, к сожалению, не имели ни 8-часового дня - работали по 10 или 12 часов, - ни хорошо оплачиваемого труда. Они не имели тех привилегий, какими пользовались рабочие на государственных заводах, а потому сразу же прельстились посулами большевиков о передаче фабрик и заводов в их руки. Рабочие уразумели, по-своему, правильно: раньше хозяева предприятий весь доход, а именно львиную долю, получали и клали в свой карман, а когда это все будет нашим достоянием, то все деньги поступят к нам.

Но вот гражданская война кончилась, и тут только обнаружился обман. Всю землю не дали крестьянам, а, наоборот, от крестьян ее отобрали. Фабрики и заводы не рабочим дали, а государство себе взяло. Рабочих прикрепили к фабрикам и заводам, как приковывают каторжан к тачке.

Крестьян угнали в колхозы и совхозы. Объявили "стахановщину", чтобы пятилетку превратить в трехлетку, семилетку в пятилетку. Хотя последнее не удалось, так как пять лет уже прошло, а семилетний план еще далеко не выполнен.

И полились на головы населения все прелести советской системы, как из рога изобилия.

Зададимся вопросом, правильно ли Ленин поступил в борьбе с белыми в гражданской войне. Обманул всех и победил. Белые никого не обманывали, они вели борьбу рыцарски, в белых ризах, но были побеждены.

С военной точки зрения тактика Ленина была правильной, он применил обман. Во всех войнах, в далеком прошлом и в настоящее воемя, вожди всегда старались ввести в заблуждение, то есть обмануть противника, чтобы увенчать себя победой.

В гражданской войне для Ленина врагом № 1 был русский народ, стоявший на его пути к осуществлению им коммунизма, его и надо было обмануть. Врагом № 2 была Белая Армия. Врагом № 1 он побеждал врага № 2. Не зря же Ленин говорил: "На Россию мне наплевать, была бы партия цела".

В построении коммунизма Ленин переплюнул Маркса и Энгельса. Те утверждали, что построить коммунизм в одном государстве нельзя - окружение задушит. Необходимо, чтобы его строили два или три больших государства одновременно. Ленин эту теорию отверг и стал строить коммунизм в России. После Ленина продолжал строить "Великий" Сталин. После "Великого" Сталина продолжает строить уже не " "великий" товарищ Хрущев. После тов.Хрущева, когда он в ящик сыграет, продолжать будет какой-нибудь товарищ Козлов или Суслов.

Когда-то, еще в 30-х годах, предсказывали - кто предсказывал, неважно - что коммунизмом, как эпидемической болезнью, должны переболеть все народы нашей земли, но что потом настанет эпоха выздоровления и что первая страна, которая выздоровеет. будет Россия. Дай Бог, чтобы это предсказание скорее выполнилось. Лично я в это твердо верю.

Участник Белой борьбы Д.М.