(Продолжение, см. № 10-11)

Заранее мы уговорились, что действовать должны так, чтобы не только крика не было, но даже и громкого разговора - отдельные, отрывистые слова, и то вполголоса. Действовать одновременно по произношению слов - "отдай винтовку". Кто будет произносить эти слова, мы не уговорились, и я был ими застигнут врасплох.

По пути обменялись взглядами - кто кого будет душить. Другого способа у нас не было. В руках мы ничего не имели. Конвоир, с которым я должен был разделаться, идет позади меня. Я им говорю:

- Товарищи, вы ведете нас неправильно.

- А почему неправильно?

- А потому, что один должен идти впереди, а двое по сторонам.

- А, все равно, как ведем, так и ладно.

Я говорю:

- Идите, идите, как следует, а то начальство из окна увидит, и будет вам неприятность, а мы вас подводить не хотим.

Вот они и пошли, как нам надо было. Признали авторитет офицера.

Проходим мимо кооператива. Дальше идет вдоль тротуара высокий досчатый забор без щелей. Входим все во двор. Двор большой, обнесенный таким же высоким забором, что был вдоль тротуара. Я взглянул на окна 2-го этажа кооператива, они смотрели на этот глухой дьфр. На одном из окон сидел маленький мальчик и играл. И здесь повезло, у окон никого из взрослых не было. Все окна были закрыты.

Я шел впереди. Неприятное чувство овладевало мною. Хоть отсрочить этот момент - после того, как получим иголку, - подумал я.

Поднимаюсь с конвоиром по ступенькам на площадку, что перед дверью. На площадку выходит окно, очевидно, из кухни. Слышу условленные слова находящихся внизу: "Отдай винтовку". Поднял я обе руки, правой должен был схватить свою жертву за горло, но он быстро повернулся в сторону остальных и попал под мою левую руку. За горло схватил с такой силой, что пальцы все сошлись и он опустился вниз, как куль с мякиной. Пронеслась у меня мысль: повернуть руку на 45 градусов, и горло будет сломано. - Но нет, я этого не сделаю, не хочу убивать, мне надо только привести его в бесчувственное состояние. Шопотом говорит: "больше не буду, больше не буду". Один раз даже перекрестился. Прап.Б. и шт.капитан П. уже бегут с винтовками через двор и перелезают через забор. Прапорщик В. рвет винтовку у моего и говорит ему: "отдай винтовку, отдай винтовку". Я подумал - как он может держать винтовку, когда у него кровь пошла из горла и носа? - Посмотрел и увидел, что моя левая рука попала в погонный ремень винтовки (в пежлю), и, таким образом, винтовку держал я, а не конвоир. Но как В. ни дергал, я ничего не ощущал. Высвободив руку, я снова схватил его за горло - боялся, что он поднимет тревогу. В. с винтовкой также побежал через весь двор и перелез забор. За забором находилась большая площадь, потом изгородь и потом лес.

Оставшись один, я посмотрел кругом и увидел, как два других конвоира ползут на четвереньках. Бросив свою жертву и переступив через одного внизу, я выбежал через калитку. Я знал, что здесь получу револьвер. На улице, как всегда, была публика. Бегу по тротуару, навстречу идет член организации - девушка. Подбегаю к ней: "Давай револьвер!". Из-под кофточки она достает сверток из газет. Схватив сверток, бегу за угол дома в переулок, что выходит на площадь. На ходу рву бумагу. Револьвер в руках, но все обоймы с патронами упали на землю. Нагнулся, чтобы поднять, а на меня с улицы бежит какой-то человек с револьвером в руке. Рука поднята, как при стрельбе. Я не успел поднять обойкы. Бегу дальше. Ног не чувствую, они словно ватные. Продолжаю бежать, но бегу слабо. Кричу своим - они от меня шагах в 80: - "Стреляй". В. и П., взяв винтовки на изготовку с колена, целятся, но не стреляют, очевидно, боятся в меня попасть. Человек меня нагоняет. Я резко останавливаюсь и спрашиваю: "наш?". Он, как видно, сильно волновался и вместо "ваш" сказал - "наш". Мы пошли рядом. И пока не дошли до В. и П., я не знал, кто со мной идет. Он был в штатском костюме. Оказалось, это был двоюродный брат П. Он принес еще два револьвера от двух других девушек, которые не могли передать их нам. Он был тюремным надзирателем; мы его никогда не видели, так как он дежурил на другом этаже. Когда в тюрьме поднялась тревога, он побежал по нашим следам нам на помощь.

Опять нам повезло - мой револьвер был заряжен 10ью патронами и 11-й был в стволе. Я этого не знал. Если бы я знал, то прежде всего не побежал бы, и ватных ног не было бы, а всадил бы ему преспокойно пулю в лоб. Стрелял я мастерски - на двадцать шагов без промаха попадал в стрелянную гильзу от "Нагана". Слава Богу, что этого не случилось, а то бы убил своего человека.

Все это происходило среди бела дня. Публика останавливалась и смотрела в переулок, но не могла разобраться - кто убегает, кто догоняет. Перелезли мы все через забор и окунулись в болотный лес.

Двоюродный брат П. пошел по окраине леса, обещая выйти к месту, называемому "Грязи".

Грязями называли место, где болотный лес примыкал к реке Чепца, оставляя лишь тропинку прохожему. Это было болото-трясина, тянувшееся на несколько километров. Человеческая нога не ступала в этом непроходимом лесу, который для нас оказался проходимым. Кусты, на которые мы прыгали, уходили вниз, и мы погружались где по пояс, а где и по плечи. Трудность этого путешествия осложнялась v тем, что надо было сохранять оружие сухим.

Чтобы выйти к реке, надо было преодолеть пространство в несколько километров. Компаса у нас не было. В одном месте вышли на твердый грунт, на котором стояла высокая сосна. Один из нас полез на сосну, чтобы определить направление. Измученные, голодные и промокшие до нитки, мы вышли под вечер к реке. Начинались сумерки. До берега реки оставалось не более ста метров. Болота прекратились, лес уступил место небольшим кустам.

Откуда-то появился мальчишка лет 13-ти. Увидав вооруженных людей, он испугался и побежал. Б. его узнал, окликнул по имени, и мальчик остановился. Подошел к нам. У него была корзина, полная ягод. С голода мы набросились на ягоды и все съели. Мальчик оказался вполне благонадежный, а потому мы дали ему задание:

- Когда пройдешь "Грязи", если там окажутся солдаты, то свистни. Громко свистеть умеешь?

- Умею.

Он шел в город домой и должен был пройти это место, где была лишь одна тропинка. Эти "Грязи" находились в четырех верстах от города. Мы же находились в 150 шагах от этого места. "Грязи" были нашим условным пунктом для членов организации. В случае нашего побега определенные лица должны были прибыть с провизией и необходимыми вещами. Девушка, которая передавала мне револьвер, должна была принести мне солдатский немецкий ранец с вещами, необходимыми для дальнейшего нашего следования. Этот ранец, с которым я путешествовал с фронта, содержал в себе все необходимое для этой цели.

Вскоре мы услыхали свист, который сказал нам, что красноармейцы на "Грязях". Мы оказались по одну сторону "Грязей", а наши члены организации и двоюродный брат шт.капитана П - по другую. Соединиться мы не могли - между нами стояла застава красных.

Дальнейший путь нашего следования был намечен нами на мельницу (водяную) родных П. Там был склад нашего оружия — 30 винтовок, закопанных в земле. Мельница находилась в 4-х верстах от города, но на другой стороне реки Чепцы. Река широкая., с тихим течением, Надо было найти лодку, чтобы перебраться на другую сторону. По реке постоянно ходили плоты. Ночью они привязывались к берегу, плотовщики уходили в город или деревню, и на плотах никого не было. На плотах всегда находилась лодка. Пройдя по берегу, мы вскоре обнаружили плот. На нем была небольшая лодка, перевернутая кверху дном, и под лодкой одно весло. Спустили ее в воду и, разместившись на ней все четверо, переправились на другую сторону реки, под самым носом заставы - уже было темно, и они не могли нас видеть. Вышли на берег и лодку пустили по течению, чтобы замести следы нашего пребывания на этом месте. Дальше отправились по ровному открытому полю прямо на мельницу; до нее было не больше одной версты.

Мельница стояла на небольшой речке, впадающей в Чепцу. Речка была с быстрым течением, имела отвесные берега, на дне ее были большие камни, торчащие во многих местах над поверхностью воды. Через речку по направлению к мельнице был переброшен небольшой мост, позволяющий переходить пешеходам, а также и верховой лошади.

Холод пронизывал нас. Это было в конце июля, но здесь уже стояли холода, особенно холодные ночи, а мы с головы до пят оставались мокрыми. Перейдя мостик, оказались на другой стороне речки, и до мельницы было не более 100 метров. Вдоль берега узкой полосой шел редкий кустарник-ивняк с длинными своими ветвями наподобие удилищ, Шт.кап. П., вырезав прут, направился было к мельнице. Мы должны были оставаться и ждать его возвращения с хлебом и водой, чтобы развести 200 гр. спирта. Кто сохранил этот драгоценный напиток, умудрившись не потопить его в болоте, не помню.

Но что это? От мельницы двигаются какие-то огоньки в нашу сторону, их много. П. говорит: "Это помольщики, они закончили работу и идут домой". Он хотел идти, мы его остановили - "вернись". Люди курили и двигались к нам. Но вскоре при свете месяца заблестели штыки. Мы сразу залегли в кусты на самом берегу реки - В. левее меня, правее П. и крайним справа Б. Трое в шинелях защитного цвета военного времени, а Б. был в шинели мирного времени - серо-стального цвета. Когда он лег, то я обратил внимание, что при лунном свете он выделялся белым пятном.

Цепь красноармейцев двигалась на нас. Мы решили, что нас обнаружили, зарядили винтовки, примкнули штыки. Быстро решаем, что делать. Спрашиваю В. - он говорит: "стрелять будем", я такого же мнения. П. - "стрелять", а Б. говорит: "не надо, они нас не видят. И мы с ним согласились. Но к бою все же приготовились. Цепь приблизилась к самым кустам. Последовала команде: "цепь, стой". Они легли у самой окраины кустов. До нас от них шесть шагов, на другой стороне мостика выставили полевой караул. Вскоре через мостик послали дозор для осмотра впереди лежащей местности.

Мы были прижаты к этой бурливой маленькой речке. Высокие, отвесные ее берега закрывали ее от лучей луны. Прыгать туда вниз было равносильно самоубийству. Мы думали проскочить через мост и, следовательно, через полевой караул. Но Ескоре оставили эту затею - караул был очень бдителен. В чем мы убедились, когда возвращался их дозор. Караул скачала окликнул: "Кто идет?". Те ответили: "Свои, свои". - "Как фамилии?". Те назвали свои фамилии. Тогда караул их пропустил. Здесь опять сказалась их неграмотность. Они не знали, что такое пропуск к что такое отзыв.

И в данном случае нам повезло. Пришли бы мы на одну минутку позже - попали бы прямо на караул и завязалась бы у нас перестрелка, потом преследование, и неизвестно, чем бы наше дело кончилось. Пришли бы на минутку раньше, наш П. попал бы в их руки на самой мельнице. Словно кто-то руководил нами. За время нашего пребывания в кустах несколько раз приходил ротный командир и проверял цепь.

Со мной приключилась беда, стало першить в горле, потом такое сильное щекотанье появилось, что вот-вот должен был кашлянуть. Я не о себе думал, а о своих товарищах. Когда мы расправлялись со своим конвоем, я Яарочно задерживался дольше, чтобы троим дать возможность уйти от опасного места. Тут же, если я кашляну, я предам их в руки противника, Щекотанье усиливалось и углублялось. Я искусал гусы до крови. Мне у же не было холодно, меня ударило в жар, слезы потекли пз глаз и на лбу выступили крупные капли пота. Нет, думаю, скорее умру, ко не кашляну. Сколько времени продолжалось это состояние, я не знаю. Но вот, наконец, отошло, и я успокоился.

Глядя на звездное небо и месяц, я мысленно расставался с ними. Может быть, последний раз вижу их. Своему соседу слева говорю шопотом: "Смотри на месяц в последний раз, скоро нас выловят, будут пороть шомполами, а потом расстреляют. Он что-то мне прошептал, да так неумело громко, что из цепи двое красноармейцев, что лежали напротив нас, услышали. Один из них говорит другому: "Слышал? Чего-то там впереди", - а тот говорит: "так окликни". Ну, думаем, сейчас окликнет, и все пропало. Мы притаились в ожидании, но оклика не последовало. Возможно, что они боялись.

Но вот прошло некоторое время, один из них встал, сделал три шага вперед и стал вырезывать ножем прут - знать, любопытство одолело. Он находился от нас в трех шагах. Вырезал прут и лег на свое место. Не видеть нас он не мог: офицерская шинель мирного времени на Б. при свете месяца выделялась белым пятном. Почему они не подняли тревогу, осталось для меня невыясненным вопросом. Предположений можно было сделать два: или они сочувствовали нам, или боялись быть убитыми. Конечно, в случае тревоги мы, открыв огонь, убили бы этих двух, что лежали против нас, моментально, для этого и целиться не пришлось бы.

Приезжал и конный отряд в 50 человек из города - "красноголовки". Проехали по одному на другую сторону реки через мост. Все меры были приняты для поимки нас.

Конные уехали. Раздался свисток. Цепь поднялась и побежала на открытую полянку, которая находилась между мельницей и речкой. На бегу солдаты крикнули: "Полевой караул к ротному командиру!". Мы обрадовались и решили сейчас же уйти из этого района по мосту, но не тут-то было. Начальник полевого караула ответил: "Нас это не касается, нам приказано оставаться". Мы видели, как черным пятном стояли сгрудившиеся солдаты на поляне. Их опять рассылали в цепь на другом месте, Едали от нас.

Надо было выбираться из ловушки. Поползли влезо от моста по траве. Ползли среди каксго-то лспуха с большими листьями. Происходил от этого такой шум, что мы боялись, что караул может услышать. Но обошлось все благополучно. Оказавшись на приличном расстоянии от караула, мы встали и пошли во весь рост. На пути нашего следования попался глубокий овраг. Спустились на дно его и пошли в обход мельницы по дну оврага. Пришлось пересечь дорогу, что вела из города на мельницу. Счастье нам сопутствовало - на дороге, по которой прошли красные, никого не оказалось. Обогнув мельницу, пошли берегом этой речки, но вот большее водное пространство - речка образовывает залив. Мы шли теперь, как с проводником, - Б. и П., как местные жители, хорошо знали все дороги по всем направлениям. Обогнуть залив заняло бы много времени. Решили пересечь его вброд. Одежда наша и без того была мокрая, а потому мы окунулись в воду, держа оружие над головой. Переправились на другой берег залива, разделись донага. Вылили воду из сапог, одежду выжали и снова оделись во все мокрое. Но теперь шли по совершенно сухой дороге и не боялись погони - не потому, что ее не могло быть, а потому, что мы могли дать хороший отпор. В патронташах оказалось по 60 патронов.

На этой реке стояло много мельниц. Все они именовались по именам владельцев. Мы шли на мельницу казначея нашей организации. Это был богатый купец из города, где он и жил, имея торговое дело. Годами он был чуть не ровесник мне. Мельница его находилась вблизи деревни, где он имел и свой собственный дом.

Расположились мы в стороне от деревни, в лесу. Развели костер и стали просушивать шинели и все сгое одеяние. Один из нас пошел в деревню с целью разведки и покупки хлеба. Он узнал, что казначей наш дома. Мы так обрадовались, что на другой же день попли все четверо к нему. Он еще ничего не знал о нашем побеге. Принял нас, как родных - накормил, дал нам костюм и двухстволку с патронами на предмет маскировки под охотника. От казначея мы получили по 500 рублей на каждого на расходы по продвижению на восток. Мелких денег у него не было, это были пятисотки.

В дальнейшем мы скрывались в лесу, а один под видом охотника ходил по полям, якобы охотясь за зайцами, и заходил в деревню покупать хлеб для остальных. Вскоре мы получили печальную для нас всех весть: казначея нашего красные расстреляли. Несмотря на то, что мы его посещали рано утром, когда крестьяне еще спали, кто-то увидел нас выходящими и донес красным, которые продолжали искать нас повсюду. Во всех деревнях и селах сделаны были объявления с требованием нас задержать и сообщить властям в город.

Несколько дней сиденья в лесу, холод ночью, плохой сон, недоедание сильно ослабили нас. Была сделана разведка на мельницу братьев Константиновых. Оба были молодыми прапорщиками, раньше служили со мной в запасном полку. Так как они были жителями города,нам важно было с ними связаться. Мы были уверены, что в городе они не остались. Справлялись у мельника. Мельник заявил, что родные приезжали, а братьев нет и не было. Разведку производил П. Он изображал охотника и везде все узнавал.

Наконец, мы не выдержали - голод не тетка. Решили зайти в одну из деревень и спросить,где живет председатель исполкома, и заявиться к нему с просьбой накормить. Эти исполкомы были в каждой деревне. Кроме того, в деревнях были организованы дружины по 25 человек, их соввласть вооружила берданками. Назначение дружин - охранять свое население от неприятеля. Какого неприятеля - никто не знал; очевидно, от таких бегунов, какими были мы.

Пришли в одну из ближайших деревень. Нашли председателя, зашли к нему в хату и без всяких предварительных объяснений сказали, что голодны и хотим кушать. Последовало приглашение - "милости просим к столу". Ни словом не обмолвился крестьянин - кто мы такие, откуда пришли, почему с винтовками. Сели мы за стол. Винтовки держим между ног наготове - мы не знали, каковы крестьяне в этой деревне. Были деревни, распропагандированные красными и сочувствующие им, но были и явно антисоветские.

На столе появились яства, каких мы давно не ели, - масло, творог, молоко, все это было свежее, а главное - только что вынутые из печки шаньги (ватрушки). Открылась дверь, мы невольно взялись за оружие. Вошел крестьянин, старик лет под 90, перекрестился и сделал поклон в нашу сторону. Наевшись досыта, мы поднялись и хотели расплатиться. Хозяин наотрез отказался от денег: - Да что вы, помилуйте, разве мы не христиане, какие могут быть деньги?

Мы поблагодарили и пошли в сторону Васильевской мельницы. Очевидно, название осталось от предыдущего хозяина Васильева, у которого купили Константиновы. Эти братья нам были нужны. Мы их уже один раз спрашивали, но мельник говорил, что их нет.

За нами следом пошел старик, что был с нами в хате, нагнал нас и шопотом сообщил: "А братья-то Константиновы здеся на мельнице". Мы поблагодарили его и зашагали веселее. Нас встретил мельник.' Спрашиваем его: "где братья Константиновы?" - "Их нету, давно не были, неверное, в городе живут". А мы ему и говорим: "Вот что, дорогой, мы знаем, что они здесь, показывай, где они". - Ну, раз вы знаете, то уж покажу".

Приводит нас к свинарнику и говорит: "Вот тута они". Открыли мы дверь и увидали четырех жирных свиней. Запах, конечно, такой, что невольно за носы схватились. "Да где же они?" - сверху донесся голос: "Мы здесь". На потолке открылась одна доска. "Залезайте". Полезли и мы туда. Разговор произошел у нас короткий: "Да вы обалдели здесь укрываться - ведь задохнуться можно! Пошли искать новое место". Это мы им говорили в форме дружеского совета. Кроме них, еще оказался с ними прапорщик, двоюродный брат шт.капитана П. На мельнице был хороший дсм и разные пристройки. Найти хорошее укрытое место поручили мельнику, который на мельнице пребывал уже 20 лет. Он охотно взялся за это дело.

С наступлением темноты мы вылезли из свинарника и пошли за мельником. Бел он нас по очень пересеченной местности зигзагами - проходили мы березовую рощу, орешник, окаймлявший большую открытию поляну, но как ни ткнешься в этот густой орешник, везде попадаешь в глубокий ров с водой, а мельник находил единственную точку, где проводил нас по сухому месту. На поляне стояли зароды сена. Эта сложная история с орешником повторилась два раза, шли мы не менее получаса, а прошли лишь одну версту. Наконец, привел он нас на какой-то полуостров, омываемый рекой. Единственную лодку, что была на мельнице, пригнал по реке к нам - конечно, не для катанья, а на предмет удиранья, если бы нас обнаружили, В таком невероятном случае мы могли на лодке переправиться на другой берег реки, а там вплотную подходил лес.

Однако, удирать не пришлось, несмотря на то, что на этом полуострове мы пробыли 8-9 дней, а на мельнице жили красноармейцы; они, возможно, поджидали братьев, как скрывающихся от мобилизации, которая была объявлена соввластью, а заодно и нас, так как наше пребывание поблизости было им известно.

Нас теперь стало 7 человек. Каждый день в 12 часов ночи мельник приносил нам продукты. С мельницы мы имели кастрюлю и чайник, вырыв яму, в ней разводили костер, готовили пищу, кипятили чайник и грелись. Сюда чуть не каждый день приезжали родные братьев и привозили нам лакомые вещи - сладкие пироги, ватрушки и другую снедь. Стали мы разрабатывать план дальнейших действий. Уже было известно о существовании Сибирской Белой армии, решили пробираться в Сибирь под видом военнопленных, которых немцы свободно отпускали домой. Эти пленные, как правило, всегда были без документов и, так как военное обмундирование у большинства приходило в негодность, они шли зачастую в крестьянском одеянии. Их никто не задерживал. Мы и решили маскироваться под таких пленных.

Для этой цели необходимо было достать крестьянскую одежду на всех семерых. Винтовки зарыли в землю, а револьверы, приобретя еще три, держали при себе. Каждый раз при своих посещениях родные Константиновых отводили своих сыновей в сторону, подолгу с ними беседовали и лили горячие слезы. Мы оставались в стороне и не мешали им изливать свои родительские чувства. Но вот одежду нам достали, провизию тоже, за спиной у каждого был мешок с его манатками. Все это было приобретено стараниями родителей К. Недаром мы так долго искали их сыновей.

От них же мы узнали, что властями была объявлена мобилизация в армию. Все офицеры, что были демобилизованы, должны были явиться в воинское присутствие. От этой мобилизации многие стали укрываться. В данном случае братья Константиновы и прап. П. тоже скрывались.

Двигаться всем семерым вместе нам казалось опасным, и мы решили идти двумя группами по разным дорогам. В группы, без всяких споров, соединились по желанию. Я избрал братьев Константиновых, так как еще раньше был с ними знаком по службе в запасном полку, а с одним из них был на фронте в одном полку и даже в одной роте.

ШT.кап. П. отказался следовать с нами. Он, как местный житель, хорошо знавший местность и местный язык, решил остаться партизанить. В течение года он блестяще выполнял поставленное себе задание. С приходом белых в этот район он ушел с ними.

Братья Константиновы, с которыми я двигался, были также местными жителями, а потому в продвижении по пути к нашей конечной цели я всецело отдался им. Они мне сообщили, что первая база, куда мы должны прийти, будет большое татарское село, где все население яро настроено против большевиков. И что город боится этого села, так как татары имеют оружие. А главное - что они поселятся у хорошо знакомого татарина, который их знает с детского возраста и примет, как родных.

И вот, двинулись мы в путь-дорогу. По дороге прошли две деревни, а затем попали в село, где стояло большое двухэтажное здание. Это была земская больница. Зачем мы туда заходили, сейчас не помню, но там мы узнали фамилию земского врача. Это был молодой врач, бывший раньше врачем в полку, где мы служили. Мы прекрасно его знали, а также знал он и нас. Узнав, где он живет, мы пошли к нему на квартиру. Вышла прислуга. Спросила: "Что вам угодно?"

- Доктора нужно видеть.

- Доктор принимает только в больнице, туда и идите.

Мы говорим:

- Да нам не лечиться, нам надобно его лично повидать.

- Тогда подождите, он должен скоро вернуться.

Доктора мы ожидали в стороне от дома, в маленькой рощице. Вскоре он вернулся и сразу пошел к нам. Лицо его сначала выражало удивление - что за мужики пришли его навестить? - но как только он узнал в нас своих сослуживцев, бросился нас обнимать и целовать.

- Подождите здесь пять минут, я отправлю прислугу домой, пойдем тогда на квартиру.

Вскоре он вернулся и увел нас к себе. Он был женат, чего мы раньше не знали, вернее, при нас он был еще холостой. Познакомил со своей миловидной женой и принес из другой комнаты свою прелестную дочурку с волосами светлыми, как лен. Ей было полтора года от роду, небольшая, уютная квартира, по тому времени, обладала всеми удобствами. Мы почувствовали себя, как в раю. Он стал делать распоряжения по дому, а нам дал свое одеяние и в форме приказа попросил все свое крестьянское снять и переодеться.

Была разогрета вода для ванны, и мы поочереди все выкупались. Был приготовлен вкусный обед. За обедом появилось вино и водочка. Мы разогрелись и повеселели, забыв о всех злоключениях, которые остались позади. Жинка его сыграла несколько хороших вещей на пианино. Завели граммофон с широким раструбом - в то время еще не было викторол - прослушали несколько хороших вещей: Шаляпина, Вяльцеву, Варю Панину с ее цыганскими романсами, другие вещи, которых теперь днем с огнем не сыщешь, вспоминали о пройденном пути в прошлом, полковую жизнь и, наконец, перешли к действительности. Доктор заговорил первый:

- Что же вы намерены делать дальше?

Я стал ему рассказывать про Белую Сибирскую армию, что сейчас идет гражданская война и что мы решили туда пробраться.

- В Сибирь?

- Да, в Сибирь.

- В такой далекий путь? Не советую. Я вот что вам предложу. Видите, какой здесь великолепный большой лес, он простирается на огромное пространство. Построим в лесу землянку, и вы будете там жить, а я буду носить вам продукты.

Доктор был прекрасной дзчпи человек, необычайной доброты, но в тоже время был очень доверчив к людям и глубоко наивен. Мы, однако, доказали ему, что здесь мы быстрее всего будем обнаружены и нам надо как можно скорее пробираться на восток, чтобы присоединиться к Белой армии.

- А ближайший ваш маршрут каков?

Мы объяснили, что сначала побываем в татарском селе, что в 21-й версте от города. Доктора мы попросили съездить в город и произвести разведку - что слышно об оставшихся в тюрьме, что предпринимали красные для нашей поимки, дали адреса тех, за кого мы боялись. Он обещал все нам узнать в два или три дня и, как только все узнает, сообщить нам.

Татарское село находилось от села, где жил доктор, в 25 верстах. Переночевав у доктора, мы отправились в путь. По дороге мы должны были пройти небольшое село. Все жители были здесь распропагандированы, милиция состояла вся из коммунистов. Это было большевистское гнездо. Миновали это гнездо благополучно. До тарского села оставалось 7 верст, днем мы уже были на месте.

Татарин, о котором я запоминал раньше, действительно этих братьев отлично знал и принял нас радушно. В честь нашего прибытия был заколот молодой жеребчик и нас угостили весной кониной, которую я впервые ел.

Село насчитывало 1500 человек населения, дом, в котором мы разместились, стоял недалеко от окраины села и шоссейной дороги, что вела в одну сторону в город, а в другую - через это "осиное гнездо". Так и впредь буду называть село, начиненное коммунистами. У нашего татарина был дом с мезонином. Эту верхнюю комнату он предоставил нам, в ней мы и разместились.

Дня через два приехал доктор и привез нам кучу новостей. Он рассказывал, как после побега четырех заложников был поднят на ноги весь город. Свыше 200 человек было арестовано по подозрению в содействии нашему побегу, но всех выпустили за неимением никаких улик. Оставшихся заложников стали держать строже в тюрьме. Передача родственниками заключенным были запрещены. Взято заложниками было еще три лица, из них один был офицер, бывший командир 1-й роты в запасном полку. Впоследствии он был расстрелян. Если бы мы не убежали, нас постигла бы такая же участь.

Доктор уехал домой, а мы стали разрабатывать план дальнейших действий. Мы пришли к заключению, что необходимо достать свои документыа также, если задастся, то и подложные паспорта, и разменять мою пятисотку, так как в деревнях это сделать невозможно, для этой цели необходимо было одному из нас отправиться в город. Я предложил свои услуги. Оба брата в один голос запротестовали:

- ты что, ничего лучшего не придумал? Если тебя поймают, то тут же и расстреляют, а если нас поймают, то самое большее,что могут сделать, - это засадить в тюрьму. Нас труднее узнать, мы уже обросли бородой, наконец, мы хорошо владеем местным языком.

Поехать в город взялся младший - Николай. Мы высчитали, сколько потребуется времени для такого путешествия, и получиюсь не более полутора суток. До города была 21 верста.