В конце июля 1916 года нашу 5-ую Кавказскую казачью дивизию (четыре донка и две полевых батареи Кубанского Войска) и Отдельную Сибирскую казачью бригаду из Эрлинджана перебросили в тыл, в Эрзерумскую долину. Через месяц времени дивизию отправили на отдых под Карс. В Сары-камыше мы расстались с Сибирской бригадой. Под Карсом в конце февраля 1917 года нас застала революция - неожиданно и с неприятностями. В конце апреля 1-ю бригаду (1-й Таманский, 1-й Кавказский и 4-ую Кубанскую батарею) так же неожиданно, поездными эшелонами направили на Царицын, потом пароходами по Волге до Рыбинска и дальше поездами через Москву - Петроград - в Финляндию. Бригада расположилась по финским селам у города Або. Говорили - для отражения возможного десанта немцев в этом районе. Прорезав всю красную Россию, видя на вокзалах и пристанях распущенных солдат - казакам они не понравились, - а в Финляндии видя полный порядок в стране, казаки подтянулись воински и вызвали восхищение финнов, в противовес матросам и солдатам.

Опять совершенно неожиданно бригаду поездами перебросили на северо-западный фронт, под Двинск. К этому времени туда же была переброшена и 2-ая бригада (3-й Екатеринодарский, 3-й Линейный полки и 6-ая Кубанская батарея). Вся дивизия вошла в состав 1-го Кавалерийского корпуса генерала князя Долгорукова. Его корпус состоял из Кавалерийской дивизии и 1-й Донской казачьей дивизии генерала Грекова, блестящего командира сотни юнкеров мирного времени Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. Задача корпусу была дана: разоружить пехотные части, отказавшиеся воевать, и сгруппировать их в "интендантском городке" Двинска под вооруженной охраной.

Полки это выполнили коротко. Солдаты сдали свое оружие без всякого сопротивления. Арестовано было свыше девяти тысяч. Разоружением лично руководил комиссар северо-западного фронта от Временного Правительства, юрист по образованию, поручик саперных войск Станкевич.

Неожиданно, поездами, весь корпус спешно перебрасывают в Петроград. Там вспыхнуло большевистское восстание 3-го и 5-го июля. Корпус опоздал, и оно было подавлено Донскими казачьими полками, стоявшими тогда в столице. Весь корпус был расположен поблизости от Петрограда. Нашу дивизию расположили в Финляндии, севернее Петрограда. Казаки рады были вернуться в мирную и спокойную Финляндию: русская революция ее, как будто и не затронула.

Мирную жизнь полков в конце августа взбудоражило выступление Верховного Главнокомандующего Российскими армиями генерала Корнилова, в своих воззваниях потребовавшего от Временного Правительства восстановления дисциплины в войсках. Его патриотические воззвания помещались в Газетах и положительно подействовали на казаков. Совет Союза Казачьих Войск в Петрограде обратился к Казачьим полкам - поддержать Верховного Главнокомандующего. В соответствии с этими событиями наш 1-й Кавказский полк вынес постановление о полном подчинении генералу Корнилову. Разнесся слух - и писалось в газетах, - что "генерал Корнилов с казаками и Кавказской туземной дивизией двигается на Петроград, чтобы установить твердую государственную власть". В полку зашевелились и ждали приказа, чтобы двинуться на Петроград с севера для соединения с ним. Моя 2-я сотня буквально ликовала и горела нетерпением, оттого что "все может произойти в Петрограде помимо участия нашего полка, что будет очень обидно".

Так как сотни полка стояли изолированно одна от другой по финским селам, то полковой комитет потребовал точного постановления от сотен на события.

"Господин подъесаул! Напишите как можно сильнее в пользу генерала Корнилова, - обратилась ко мне сотня. - Не бойтесь, - говорили они, - ведь это мы будем подписывать постановление!" - подчеркивали они.

Постановление было мною написано в духе полного и беспрекословного подчинения своему Верховному Главнокомандующему генералу Корнилову. С полным сознанием своего воинского долга мы ждали приказа, уверенные на все 100 процентов, что генерал Корнилов восстановит по рядок в Армии. Мы тогда не знали, что генерал Корнилов оставался в Ставке, в Могилеве, а на Петроград послал 3-й Конный корпус генерала Крымова.

- о -

Было воскресенье 27-го августа. Мы, молодые командиры сотен, были в гостях, на именинах. Произносились горячие тосты за именинника и, в особенности, за успех генерала Корнилова, в чем мы не сомневались. Банкет был на открытой веранде. Вдруг я увидел, что к нам спешным шагом идет председатель сотенного комитета моей сотни, младший урядник Козьма Волобуем. Он в черкеске, при шашке и кинжале. Предчувствуя что-то недоброе, я быстро спустился вниз, чтобы не слышали гости, и быстро: спросил:

- Что такое, Козьма? (летами он был мой сверстник, 24 года от рождения).

Взяв руку под козырек и чисто по строевому, он возбужденно доложил :

- Господин подъесаул… генерал Корнилов отрешен Керенским...

все дело провалилось. В полк приехали матросы и требуют от полка постановления: "За кого казаки? за Керенского или за Корнилова?". Все сотни вынесли постановление "за Керенского"... Председатель полкового комитета, вахмистр Писаренко, прибыл в нашу сотню с этим вопросом. Мы не знаем - что делать? И без вас не можем дать ему ответ. Поэтому он "требует" вас немедленно придти в сотню и говорить с ним.

Кровь ударила мне в душу, в лицо, во в се мое существо, и я почувствовал полное банкротство наших стремлений.

Вахмистр Писаренко не только мой станичник, но и сосед мой в ней. В учебной команде 1913-14 г.г. я - помощник начальника ее, а он рядовой казак. Теперь он "требует меня к себе для объяснений" - и я иду...

Сотня в сборе. В ее кругу Писаренко - в черкеске и при шашке и кинжале. Вахмистр сотни скомандовал "смирно". Все взяли "под козырек", в том числе и Писаренко, председатель полкового комитета. Скомандовав "вольно", произношу:

- Здравствуй, Григорий", - как всегда, здороваюсь со своими станичниками.

- Здравия желаю, господин подъесаул, - отвечает он мне чисто по-воинскому.

Бросив взгляд на сотню, на урядников, вижу, что здесь уже было "много говорено" до меня и дело не закончено.

- Я к вам до службе, господин подъесаул, - начал Писаренко.

От полка требуют постановления - за кого мы: за Керенского или за Корнилова? Как известно, ваша 2-я сотня вынесла постановление за генерала Корнилова. Но Корнилов теперь отрешен от должности Керенским. Из Выборга к нам приехали матросы. Они ждут ответа. Все сотни вынесли постановления за Керенского. Теперь нужен официальный ответ от вашей сотни. Сотня не хочет сказать своего мнения без вас. Что вы скажете на это? Вот нате, почитайте телеграмму Керенского, - добавляет он и дает ее мне. В ней было сказано об "измене генерала Корнилова" (?!)...

Я почувствовал полный провал всем моим личным убеждениям и стремлениям, но совершенно не хотел менять своего слова перед молодецкой сотней, как и не хотел богохульствовать перед высоким именем генерала Корнилова и лицемерить в преданности Керенскому.

- Моя сотня вынесла постановление, что она исполнит приказ своего Главнокомандующего. Сотня не высказала, что она идет против кого-то. Как воинская часть, она исполняет приказы Главнокомандующего.

- Да нет, господин подъесаул. Все это мне, как председателю полкового комитета, уже известно. И вы не хитрите, а скажите прямо: за кого вы? - За Керенского или за Корнилова?

Казаки сотни слушают и молчат. Я напрягаю всю свою волю и логику и отвечаю ему:

- Так вопрос ставить нельзя. Правители меняются. Полк присягал Временному Правительству, когда во главе его не стоял еще Керенский. Мы до сих пор верны своей присяге (в которую никто из нас не верил и принесли ее шаблонно, по принуждению). Может уйти и Керенский, ведь!... и тогда что? - внушаю Писаренко.

Писаренко хорошо грамотный и умный был казак. Он понимал мою душу. Думаю, что в душе он и сам был за генерала Корнилова, в силу ясного понимания им воинской дисциплины, но как председатель полкового комитета и как понявший полный провал выступления генерала Корнилова, к тому же "прижатый" делегатами-матросами, он должен был идти только за Керенским.

- Вы, Федор Иванович, говорите очень складно, но это вам не поможет. Все пять сотен вынесли постановление за Керенского, и вот только задержка за вашей сотней. И вы "недопущаете", чтобы через вас «пострадал "увесь полк", - говорит он уже печально и со станичным выговором слов. И добавляет: - Хуже будет, если в вашу сотню приедут сами матросы... Я и так едва уговорил их оставаться там и прибыл сам, чтобы уладить вопрос.

Жуть вопроса заключалась в том, что пять матросов, прибывшие в ;наш полк, бесцеремонно "вынимают душу полка", безо всякого сопротивления многих сотен вооруженных казаков.

- Хорошо!.. Мы напишем сейчас постановление.

Беру карандаш и пишу: "2-ая сотня 1-го Кавказского полка верна своей присяге Временному Правительству и подчиняется всем его распоряжениям".

Писаренко протестует и настаивает, чтобы сотня указала, что она стоит именно за Керенского.

Это задело казаков. Раздались грозные голоса из толпы. Вахмистр сотни, бывший его начальником в учебной команде и который отлично знал упрямый характер Писаренка, закричал на него начальническим тоном. Председатель сотенного комитета, развернувшись плечами и удалив по столу кулаком, выкрикнул:

- Да што ты хочешь от нас?!

Но Писаренко не растерялся. Он подчеркнул, что матросы точно ему сказали так: - "В вашем полку имеются открытые Корниловцы. Это вторая сотня и их командир подъесаул Елисеев. И их надо извлечь"…

Дело приняло неприятный оборот. Надо было "выкручиваться"...

- Послушай, Григорий, - говорю ему. - Мы даем исчерпывающую резолюцию. Мы идем за Временным Правительством, а там уже дело ваше уметь внушить матросам. Нельзя же писать - вчера за генерала Корнилова, а сегодня за Керенского. Таким постановлениям грош цена, - закончил я.

- Хорошо, господин додъесаул, Я доложу и подтвержу, что и ваша 2-я сотня стоит за Керенского. Но... смотрит-те!... и не подведите. И чтобы этого больше не было! - уже угрожающе закончил он.

Вахмистр Писаренко, председатель полкового комитета, ушел. Я моя сотня почувствовали провал своих стремлений, как почувствовали и стыд и некоторый страх, И если арестован сам Верховный Главнокомандующий всеми Российскими армиями, выдающийся начальник генерал Корнилов, герой страны нашей, и арестован так просто, то... кто же тогда мы?! Она, революция, может ведь совсем раздавить нас, казаков.

После этого я пребывал в некоторой ошеломленной и оскорбительной прострации и не интересовался, что происходило в полку. На третий день меня вызвал к себе командир полка, полковник Георгий Яковлевич Косинов (будущий первопоходник и генерал), обнял меня за плечи и мягко сказал:

- Федор Иванович... Вы знаете, как я вас люблю, ценю и уважаю. Поэтому я хочу вас спасти... Поезжайте в отпуск, на Кубань... или куда хотите. Одним словом, дорогой Федор Иванович, - хоть временно, но вы должны удалиться из полка.

Я слушаю его и ничего не понимаю, потому и смотрю на него широко раскрытыми глазами - удивленно, вопрошающе. А он, передохнув, продолжал:

- Вы, Федор Иванович, наверное не знаете, какой разговор со мной вел полковой комитет? Они боятся, что матросы могут вновь приехать и арестовать вас... а сил у нас нет, чтобы спасти вас. Уезжайте, ради Бога, из полка! - закончил он, этот смелый во всем и доблестный полковник нашего родного Кубанского Войска.

Все это было для меня неожиданно и оскорбительно, и я заявил, что из полка бежать не хочу.

- Я вас, Федор Иванович, понимаю и хочу вам только добра, вернее - я хочу вас спасти, - печально закончил он.

Сотня, узнав об этом, постановила выставлять на ночь караул в моей квартире. Я решительно отказался. И скоро все затихло. Но многие сотни, смалодушествовав тогда, как бы в шутку, 2-ую сотню называли "Корниловской". Сотня гордилась этим именем.

Керенский "победил". Генерал Корнилов арестован и посажен тюрьму. Революционная власть все же не доверяла казакам. Полки дивизии были оттянуты от Петрограда и разъединены. 1-й Таманский полк размещен был в Выборге; 1-й Кавказский и 3-й Линейный - в Вильмондстрандте, у озера Сайма; 3-й Екатеринодарский - в Гельсингфорсе. Революция углублялась и расширялась. Столкнувшись непосредственно с солдатскими гарнизонами в этих городах, полки замкнулись в себе; образ генерала Корнилова выявлялся - в особенности в нашем полку - как еще не потерянная надежда.

При таком настроении умов приближался наш Войсковой Праздник 5-го октября, установленный в день Тезоименитства Августейшего Атамана всех Казачьих Войск, Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича, который в это время был в заключении в Тобольске со всею Императорскою Семьею. Устраивать Праздник в этот день было рискованно. Общее собрание офицеров, полкового и сотенных комитетов решили его провести, и началась подготовка, главное полковая призовая джигитовка.

Местный солдатский гарнизон, узнав об этом, главное — "в честь кого он празднуется" - пригрозили сорвать его. Офицеры насторожились.

Решено - молебен и парад произвести в конном строю. Незабываемая картина. Шесть сотен в резервной густой колонне, сидя в седлах, слушают Богослужение, держа поводья уздечек и свои папахи в левой руке. Все казаки в черкесках, при винтовках. Впереди полка - развернутый Георгиевский штандарт. Парад - аллюром рысью, двухшереножным развернутым строем, перед командиром 1-й бригады генералом Филипповым. Он терский казак.

После парада полк с песнями, по городу возвратился в свои обширные двухэтажные казармы 20-го Драгунского Финляндского полка. В сотнях - улучшенный обед. В 4 часа дня полковая джигитовка. В ней приняли участие все офицеры полка, кроме командира, полковника Г.Я. Косинова. Широкий загородный плац, окруженный высокими соснами, заполнен пешими казаками полка в черкесках, жителями-финнами и многими солдатами гарнизона.

Вечером, в Народном доме города, призовая лезгинка урядников и казаков. После - офицерский бал с местными дамами. На нем разрешено было присутствовать и казакам. К удивлению - никакой "обструкции" (протеста) со стороны солдатского гарнизона не было. Казаки восторженно торжествовали:

Генерал КОРНИЛОВ победил !

Все это было за три недели до большевистского переворота в Петрограде. ОН произошел 26 октября старого стиля 1917 года, первым распоряжением Ленина было - во всех Российских армиях немедленно переизбрать весь командный состав самими солдатами, конечно, и в Казачьих частях. При этом подчеркнуто, что командирами полков могут быть избраны и рядовые солдаты, как и командиры полков могут быть , поставлены "кашеварами". Это было что-то страшное - в полночь, когда председатель полкового комитета вахмистр Писаренко вызвал всех нас в офицерское собрание 20-го Драгунского Финляндского полка, где нас ожидали казаки всех сотен.

- Первый Кавказский полк!.. Сми-ир-но! - скомандовал он и... как и все казаки, в черкеске, при шашке и кинжале, отделившись от многосотенной толпы казаков, придерживая по уставу левой рукой ножны шашки, твердым шагом подошел к нашей группе, остановился в положении "смирно", взял руку под-козырек и произнес - доложил заместителю командира полка Калугину (полковник Косинов выехал в отпуск на Кубань):

- Господин Войсковой Старшина... Собрание урядников и казаков полка постановило: оставить всех офицеров полка на своих командных должностях.

Это была вторая Победа генерала КОРНИЛОВА.

Наша дивизия, как и все Российские Армии, осталась в полном подчинении Совету народных комиссаров в Петрограде, под председательством Ленина. Донское, Кубанское, Терское и Оренбургское Войсковые Правительства не признали над собою власти народных комиссаров. Наша дивизия находилась в далекой от Кубани Финляндии. Еe новая власть не отпускала на свою Родину. Начались хлопоты дивизионного полковых комитетов. Декретом приказано упразднить погоны и чины. Становилось и смешно и страшно. Казакам все это очень не понравилось, и почтительное отношение к офицерам осталось прежнее. Дисциплина не нарушалась. Наконец, Лениным было дано разрешение дивизии двигаться на Кубань поездными эшелонами.

2-я сотня назначена выступить "вторым эшелоном". Как самая стойкая в дисциплине (Корниловская), - при ней весь штаб полка, полковой штандарт, полковой хор трубачей, денежный ящик и командир бригады полковник Георгий Семенович Жуков, родной брат флигель-адъютанта есаула Жукова, застрелившегося во время войны. Начальником эшелона был командир сотни, автор этих строк, в чине подъесаула.

Генерал Корнилов победил в третий раз.

Он победит ив четвертый раз, во время нашего Кавказского восстания на Кубани в апреле месяце 1918 года. Таково обаяние его личности.

8-го декабря 1917 года наш эшелон выступил из Вильмондстранда и, прорезав всю взбудораженную красную Русь, в последних числах декабря прибыл на Кубань с полным своим вооружением и с полковым Штандартом.

Полковник Ф.И.Елисеев.