"Бог не без милости, казак не без доли". По нашему старому обычаю перекрестился и, прислушиваясь к каждому шороху и ведя в поводу своего Орленка, стал пробираться к Хопру. Перестрелка слышалась вниз по реке, а я добрался, никем не замеченный и, подойдя к воде, которая покрылась льдом толщиной в один - полтора сантиметра, сел на Орленка, и мы двинулись. Лед кололся сначала от ног, а дальше от груди. Слава Богу, что глубина Хопра здесь была не больше полутора метров. Ломающийся лед был услышан с нашей стороны, и было несколько выстрелов, но пули все пролетали мимо. Был такой момент, когда лошадь остановилась, так как лед резал грудь, но потом как-то опять пошла, и мы вышли на берег.

На берегу меня встретили казаки 4-й Дивизии, которые сразу же решили, что я шпион. Сразу же взяли Орленка, который стал кого-то кусать - произошла возня. Я только слышал это, так как было темно и нельзя было ничего видеть. Его кто-то ударил нагайкой, а с меня решили снять полушубок и пустить меня "в расход". Все мои уверения, кто я и что мой штаб стоит тут же и каждую минуту можно навести справки - были бесцельны. Когда ко мне подошли, чтобы отнять револьвер, я оказал сопротивление и открыл стрельбу. В это время подъехало несколько конников для выяснения причины стрельбы. Отвечать им никто не стал, меня оставили, а сами отошли. В голосе, который спросил, в чем дело, я узнал хорунжего Усачева, командира штабной нашей сотни, и закричал: "Усачев, вы-ру-чай!", и выручка сразу же состоялась. Орленок подошел ко мне, был вызван кто-то из сотни, казаки которой хотели пустить меня "в расход".

В штабе меня обсушили, доктор напел нужным дать мне стакан спирту, но все же температура у меня подскочила, и я был отправлен со своим Орленком за 4 версты в хутор, где был обоз.

На другой день человек 250 все же ушли и переправились где-то вниз по течению, в 1-й версте от ст.Проваторовской. В этом числе ушел командующий, в то время, полк.Жилинский - единственный из всего Штаба - и исп.об.командира 2-го полка полковник Пименов, с {-24-} адъютантом и начальником связи. Ушел и мой вестовой Кузнецов. Как говорят, уйти команд.полковнику помог старый казак, который был у Миронова. Среди пластунов было два казака - братья, которые были дома у матери, когда красные заняли станицу. Братья были спрятаны матерью под кровать, когда явился отец. Мать дала ему ужинать, и во время разговоров сыновья решили, что отец их любит, ему хочется их видеть; он ругал коммунистов за то, что они создали междоусобную войну, что Миронов только карьерист,..Сыновья вылезли, произошла трогательная встреча. Отец с сыновьями пришел к нам и по силе возможности помог многим уйти. Постояли мы у Проваторовской несколько дней, так как все время кое-кто возвращался. Я стал поправляться, но какое то странное явление было с моим Орленком - он лез на стенку. Так продолжалось два дня, он ничего не ел, но потом пришел в себя.

От ст.Проваторовской стали отходить Хопром. По дороге попадалисьь хутора, совершенно брошенные жителями, по улице бродили куры, кое- где пробежит кошка, из жителей - 2-3 старухи. Закрома в амбарах полны зерна, и все это было открыто. Были случаи, когда нам снова приходилось отбирать у красных селения, и там мы встречали сотни мешечников, которые шли от железной дороги 30-50 километров, чтобы достать каких-либо три пуда пшеницы. Не всегда была гарантия, что эти три пуда можно будет привезти голодающей семье в Московскую, Ярославскую или Тверскую губернии, так как всюду были "заградительные отряды", состоявшие из латышей, которые были жестоки и беспощадны к русскому человеку и отбирали все. Все это уже давно минуло, и того, кто создал все то, чего и не описать (я говорю о жестокостях, садизме), теперешний мир признал великим гуманистом.

Наша дорогая Россия всегда была одинокой, она для всех делала все, спасла Европу от Наполеоновского нашествия, освободила от турок сербов и болгар. В те времена она была особенно одинокой. Но Русь Святая, одна шестая часть земного шара, была щедро одарена Господом Богом природными богатствами и ретиво охранялась Христолюбивым воинством по всем границам, преимущественно казачьими отрядами.

А завистников было много, со всех сторон мечтали оттяпать лакомый кусочек. Так и в последнюю войну со всех сторон враги поднялись "Крым - наша жемчужина!", "Украина - наша житница!" - вопили тевтоны (все германские народы), широко раскрыли рот, но по усам текло, а в рот не попало!.. При встрече с советскими людьми мне пришлось слышать такую фразу: "Россия многое пережила и сама находила себе дорогу, так и теперь будет найдена дорога нами самими, по нашему русскому рецепту и по русскому способу".

Наконец-то мы добрались в район реки Калетны и стали отходить на юг. Казаки в верховьях стали пошаливать, объясняя это тем, что низовье пару лет жило хорошо. В некоторых местах ждали красных и оставались на местах, а в некоторых местах хлеб, скот отдавали Армии.

Однажды Бригада остановилась на дневку в одной слободе. На окраине было неплохое имение, где владелицами были две старые сестры. Скота было до 60 штук - волов, дойных коров и лошадей - было 6 вагонов приготовленной для продажи пшеницы. Оставаться сестры не могли, так как большевики из местных сразу же убили бы их, так как их ненавидели.

Я посоветовал старухам присоединиться к Бригаде. Одна из сестер заявила, что большевики не такие страшные и что в Красной Армии служит их племянник - Царской армии штаб-ротмистр 16-го Новоархангельского полка, который стоял в Воронеже. Теперь он командует какой- {-25-} то красной частью и пересылает письма, советуя тетушкам оставаться на месте, другая сестра поражалась легкомыслию сестры, она знала, что штаб-ротмистр уже расстрелян. Чтобы запастись на дорогу деньгами, она просила нас купить, сколько возможно, пшеницы. Через некоторое время староста прислал для этой пшеницы 30 подвод. Начались придирки из-за каждого фунта, а красные были уже невдалеке. Я прекратил споры - взяли всего 130 пудов, за которые сестры получили деньги. Все в бригаде были очень поражены такой мелочностью и скупостью. Мы ушли, а красные были задержаны ген.Мамонтовым, который шел тылами, сестры бежали из горящего дома, и все осталось. Таких случаев было много. Когда поступали жалобы, что казаки брали гусей, индюшек, мне, по приказанию свыше, приходилось производить обыски, но я ничего не находил.

Так день за днем все шли и шли. Слухи были самые разнообразные. К бригаде присоединили еще какой-то отряд из 1-го Корпуса, которым командовал полковник Алексеев.

Пришли в станицу Каменскую, там все было "накануне отступления". Добрались в Александро-Грушевск, где простояли 2-3 дня, привели себя в порядок, воспользовались баней. Из соседнего хутора старый казак просил меня взять у него гнедого жеребка, не желая оставлять его красным. Жеребенок был действительно необыкновенный по красоте. Взять его я не мог, и казак его застрелил. Я слышал, что он и сам застрелился, так как имел четырех сыновей и всех их потерял, а жена умерла от тифа.

Из Александре-Грушевска мы пошли на ст.Богаевскую, куда пришли, как было сказано в начале. В ст.Богаевской мы стояли некоторое время. Красная Армия наступала по железной дороге на Новочеркасск и Ростов, Конница генерала Мамонтова шла по их тылам и вышла в район ст.Ольгинской и Хомутовской.

С севера двигался поток беженцев. Дон замерз, и переправлялись по льду. Лед иногда лопался и переправлявшиеся шли под него. Так было с косяком двухлетних лошадей Провальского и Стрелецкого заводов - до 200 голов. Трудно определить стоимость этого косяка, так как это были чистокровные, пожалуй, одни из лучших в мире, кавалерийские лошади. Что касается обозов с беженцами, очутившихся подо льдом, то на это не особенно обращали внимание. Был случай, когда какая-то конная группа из армии Буденного также, переправляясь через Дон, пошла под лед.

Добровольческая Армия имела линию обороны за Ростовом. Буденовцев сдерживал корпус генерала Павлова, который командовал после генерала Мамонтова. Мамонтов умер, и ходило много легенд, связанных с его конченой. Следует упомянуть о том, что когда он совершил свой рейд в направлении на Москву, крестьянская масса его встречала хорошо, заявляла, что "вместо того, чтобы давать помещику 2-й сноп с урожаев на помещичьей земле, они готовы 2 снопа давать для Армии, а самим иметь только один. Ген.Мамонтов это понял, а кто должен был понять - не поняли.

Вся деятельность нашей бригады заключалась в разведках. Во время одной из них я был ранен в правую ногу и пуля застряла в кости, ее на месте вытащили, но кость лопнула, получилось осложнение, и меня эвакуировали, то есть дали мне бумаги с тем чтобы я сам добрался до Новороссийска. Я не хотел дальнейшей эвакуации на остров Мальту {-26-} и был направлен в Пятигорск. В Пятигорске я пролежал 4-5 дней, нога стала поправляться, и я решил как можно скорее возвращаться в станицу Богаевскую. Возвращаться обратно пришлось в вагонах для угля - вагоны железные, без крыш, и надо было стоять при морозе в 20°. В Бригаду вернулся совсем больным, встретив ее в районе хутора Камышевахи. Дальше мы пошли на немецкие колонии в районе Елбус и Цынцунь. Колонии из себя представляли что-то особенное в смысле рационального ведения хозяйства и скота. Участки, в среднем, были по 100 десятин, и приходилось поражаться тому, что никто не брал примера с тех, от кого можно было многому научиться действительно полезному.

Немцы относились к нам с безразличием, так как они еще не знали, что такое «большевизм»; положение было занято ими выжидательное.

Был такой случай, что моего Орленка перековывал кузнец - не немец, а украинец - и умышленно заковал его так, что ехать на нем было нельзя, надо было расковать. Во избежание скандала, немец староста пришел с предложением взять у него хорошую верховую лошадь, а мою оставить у него (кузнец сразу же сбежал), и если мы вернемся, то я получу своего Орленка обратно. С этим пришлось смириться, и я получил совершенно свежую лошадь.

Подходя к станице Кущевской (это уже Кубанская область), где нас не особенно радушно приняли, я уже был болен воспалением легких. Вестовой мой меня не оставлял, находил подводы. Последняя подвода при входе в ст.Кущевскую была на волах, которые еле тянули воз, так как грязь была невылазная. Что и как было, я не помню, так как был в бреду, а очутился я утром в каком-то домике на полу при входе, без всяких удобств. Хозяйка, как видно, была хороший человек: увидев, что я открыл глаза, подошла ко мне и сказала, что все ушли и в станице уже были разъезды красных, но что мой вестовой уже нашел подводу, которая стоит здесь, и к ней привязаны лошади, а сам он пошел достать что-либо из еды. Через 5-8 минут я уже был на подводе, и к обеду мы догнали своих. Слава Богу, от красных ушли, кризис болезни благополучно прошел. Дальше мы двигались к Екатеринодару, последний переход к Екатеринодару я уже ехал верхом. В Екатеринодаре мы простояли часов 5, кое-что еще можно было купить, особенно вина. Город был переполнен войсками и беженцами, все двигалось на мост через Кубань, а дальше часть пошла вдоль железной дороги на Новороссийск. Конная группа генерала Шкуро - на "Горячую Водицу" (точно не помню). Железная дорога была забита эшелонами, а дальше, уже за Кубанью, эшелоны были свалены с железной дороги и лежали в 3-4 ряда - и здесь уже не было никакого порядка и распорядительности, части таяли, так как многие уходили к Зеленым.

Очень неприятное впечатление произвела ст.Тунельная - здесь мы увидели брошенные военные повозки, военное имущество - вообще увидели, что здесь был налет красных, и узнали, что стоявшая в Анапе Гв. Бригада Донская отошла и Анапа занята красными. Приняв все меры предосторожности, мы продолжали движение на Новороссийск. Ближе к Новороссийску не только лежали сброшенные вагоны, а и броневики - "Дмитрий Донской" и другие - и всякое имущество, включая брошенные подводы с запряженными, голодными лошадьми и волами. Дорога была забита и только небольшой группе нашей бригады с Начальником Бригады полковником Кострюковым и еще 30-40 человекам удалось пробраться в центр города.

Очутившись в городе и найдя на ночь уголок на вокзале, надо было найти власть, и эта власть, оказывается, была здесь же, на станции, это был полковник Печеня, которого я знал по Корниловскому полку, но он ничего толком не знал, - то есть как обстоит дело с погрузкой на пароходы и когда и сколько будет этих пароходов. Он только выразил недоумение: почему части донской Армии отходят на Новороссийск, когда они должны отходить на Таманский полуостров и там переправляться в Крым. Все время подходили различные военные части. Был такой случай: когда к пристани подошла какая-то Донская часть, кто-то закричал: "Снимай погоны!", а командир был глуховатый и ответил: "Где же тут строй колонны?".

Наступило утро. Тысячи лошадей бродили голодные по городу, многие казаки забрали с собой седла и уздечки, были и такие случаи, и их было немало, когда казак прощался со своим другом-конем и тут же его пристреливал. Были случаи, когда из оставленных выбиралась хорошая лошадь и на ней взявший ее уходил к Зеленым.