В Елизаветинской нам отвели помещение в белой хатке в глубине двора, среди фруктового сада. Занятая нами комната с гладко выкрашенным в желтую краску полом и выбеленными стенами, была убрана с той особенной опрятностью, какою отличаются кубанские станицы.

На окнах ситцевые занавески, растения в глиняных горшках, огромная во всю стену деревянная постель; на ней положены одно на одном одеяла и целая груда белых и расшитых узорами подушек, в углу иконы в золоченых ризах, перед ними зажженная лампада и восковые свечи, сложенные на столике, а по стенам - картины, изображающие Государя и Наследника в красной черкеске Государева конвоя.

Вся эта обычная обстановка казачьего дома своим уютным видом свидетельствовала, что бури, разразившиеся над Россией, не коснулись этого тихого уголка казачьей станицы.

В России уже не было Царя. Государь и Наследник-Цесаревич, чьи изображения висели рядом с иконами, были в ссылке в Сибири, на Кубани шли ожесточенные бои, красные знамена на улицах Екатеринодара, а здесь, в казачьей хатке, затерянной в глубине фруктового сада, все осталось по старому.

Старушка вдова, ее дочь и невестка, в доме которых мы остановились, были приветливыми хозяйками и заботливо за нами ухаживали. Сын и зять ушли с казаками Елизаветинской станицы сражаться под Екатеринодар, и старушка все время тревожилась за своих, то и дело выбегая к соседям узнавать по слухам, кто из казаков ранен или убит.

Она была поглощена чувством тревоги за сына и только и думала о том, как бы поскорее увидеть его дома живым и здоровым. Показывая нам его портрет, стройного и красивого казака, она утирала слезы и жаловалась, зачем только его угнали опять воевать.

Старушка обращалась к нам с ласковыми словами, называя «родненькие мои», и все допытывалась, из-за чего воюют и нельзя ли как помириться.

Я помещался в одной комнате с моим сыном, с поручиком Сокольницким и с чернецовским партизаном Гришей Петренко. Оба они были ранены: Сокольницкий в бою под Кореновской, а Петренко в ночной атаке станицы Ново-Дмитриевской.

Сокольницкий, офицер военного времени из судебного ведомства, усталый от всего пережитого, в своем унылом настроении не раз высказывал мысли о бесцельности нашей борьбы. «Русский народ дрянь - говаривал он - из-за него не стоит собой жертвовать».

Эти слова приводили в ярость нашего партизана: весь красный, он кричал и, не умея спорить, убегал из комнаты. Впрочем, споры не приводили к обострению отношений между ними и они жили в большой дружбе.