28-го Августа, въ 4 часа утра, я прибылъ пъ Могилевъ. Когда я въ 9 часовъ вышелъ, чтобы ѣхать въ Ставку, Могилевъ имѣлъ обычный видъ. На станціи, какъ и всегда, толпились офицеры, много было солдатъ ударныхъ батальоновъ съ голубыми щитами, нашитыми на лѣвомъ рукавѣ рубахи съ изображеніемъ бѣлой краской черепа и мертвыхъ костей. Не понравились они мнѣ. Чѣмъ-то бутафорскимъ вѣяло отъ этихъ неаккуратно сдѣланныхъ нарукавныхъ нашивокъ. Поразила меня еще и крайняя сдержанность, совсѣмъ необычная нашимъ, всегда такъ неумѣренно болтливымъ, офицерамъ. Какъ будто боялись другъ друга и другъ за другомъ слѣдили

Такъ, ничего не зная о томъ, что происходить, я на штабномъ автомобилѣ, всегда отходящемъ въ 9 часовъ во дворецъ, отправился въ штабъ Верховнаго Главнокомандующаго. Я всю войну провелъ на позиціи. Въ Ставкѣ я никогда не былъ, даже въ штабахъ Армій за всѣ три года войны счетомъ былъ три раза. Я съ любопытотвимъ оглядывалъ больший городъ и массы солдатъ, ходившихъ по нему. Проѣхалъ взводъ туркменъ, и я полюбовался ихъ прекрасными статными лошадьми. Въ общемъ былъ полный порядокъ.

Послѣ небольшихъ формальностей меня пропустили въ домъ Верховнаго Главнокомандующаго. Главнокомандующіи былъ занять и мнѣ предложили подождать на площадкѣ 2-го этажа парадной лѣстницы. Вскорѣ туда поднялся искалѣченный офицеръ. Онъ страстно, въ повышенномъ тонѣ сталъ говорить мнѣ о томъ, что батальонъ инвалидовъ постановилъ предоставить себя въ полное распоряженіе Верховнаго Главнокомандующаго и что онъ пріѣхалъ съ депутаціей заявить объ этомъ генералу Корнилову. О Кор- ниловѣ онъ отзывался восторженно со слезами на глазахъ. «Тяжело же должно быть теперь положеніе Главнокомандующаго, — подумалъ я, — если инвалидамъ приходится его защищать». Во время разговора съ инвалидомъ меня потребовали въ кабинетъ начальника штаба. Начальникъ штаба сбивчиво и неясно, видимо сильно волнуясь, объяснилъ мнѣ, что только-что Корниловъ объявилъ Керенскаго измѣнникомъ, a Керенскій сдѣлалъ то же самое по отношенію кь Корнилову, что необходимо арестовать Временное Правительство и прочно занять Петроградъ вѣрными Корнилову войсками, тогда явится возможность продолжать войну и побѣдить нѣмцевъ. Съ этою цѣлью Корниловъ двинулъ на Петроградъ ІІІ-й конный корпусъ, который съ приданной къ нему Кавказской Туземной дивизіей разворачивается въ Армію, командовать которой назначенъ генералъ Крымовъ. Кавказская дивизія разворачивается въ Туземный корпусъ приданіемъ къ ней 1-го Осе- тинскаго и 1-го Дагестанскаго полковъ. Я же назначенъ принять отъ Крымова III-й конный корпусъ, чтобы освободить его для командованія арміей Сложная работа разворачиванія Кавказской Туземной дивизiи въ корпусъ шла на походѣ, да и не на настоящемъ походѣ, а въ вагонахъ желѣзнодорожныхъ эшелоновъ. На деликатное дѣло военнаго переворота были брошены части съ только-что назначенными начальниками. Туземцы не знали Крымова, Уссурійская конная дивизія ІІІ-го корпуса не знала меня.

На мой вопросъ, гдѣ же я могу настигнуть свой корпусъ, начальникъ

штаба очень неувѣренно началъ говорить, что корпусъ можетъ быть уже въ Петроградѣ, или въ Псковѣ, въ Псковѣ наверное, что Туземцы или въ Павловскѣ, или на станціи Дно, что все движется эшелонами и въ данное время связи еще нѣть. Въ это время дверь кабинета начальника штаба распахнулась и въ нее быстрыми, твердыми шагами вошелъ невысокаго роста генералъ, аккуратно одѣтый, съ коротко остриженными черными волосами и черными нависшими надъ губою усами. Лицо его было смуглое, глаза узкіе, чуть косые и съ сильнымъ блескомъ, быстрые. Я никогда не видалъ раньше Корнилова, по сейчасъ же узналъ его по портретамъ. Я представился ему.

—    Съ нами вы, генералъ, или противъ насъ? — быстро и твердо спросилъ меня Корниловъ.

—    Я старый солдать, ваше высокопревосходительство, — отвѣчалъ я и всякое ваше приказаніе исполню въ точности и безпрекословно.

—    Ну, вотъ и отлично. Поѣзжайте сейчасъ же вь Псковъ. Постарайтесь отыскать тамъ Крымова. Если его тамъ нѣтъ, оставайтесь пока въ Псковѣ; нужно, чтобы побольше было генераловъ въ Псковѣ. Я не знаю, какъ Клембовскій? Во всякомъ случаѣ явитесь къ нему. Отъ него получите указанія. Да поможетъ вамъ Господь! — Корниловъ иротянулъ мнѣ руку, давая понять, что аудіенція кончена.

Поѣздъ на Псковъ отходилъ въ 2 часа дня, было всего половина 12-го и я пошель пѣшкомъ по Могилеву въ штабъ Походнаго Атамана. На улицахъ толпилось очень много ударниковъ изъ ударныхъ батальоновъ, они щеголевато отдавали честь, но видимо были смущены, собирались кучками и о чемъ-то шептались.

Въ штабѣ Походнаго Атамана у меня все были старые знакомые и сослуживцы. И начальникь штаба, генералъ оть кавалеріи Смагинъ, и Са- зоновъ, и чины штаба, полковники Власовъ и Грековъ, были увѣрены въ полномъ успѣхѣ дѣла. Они мнѣ подробно разсказали о томъ, что Керенскій опредѣленно ведетъ армію къ полному разложенію и, если онъ останется у власти, солдаты покинуть фронтъ и стануть брататься съ нѣмцами Керенскій совершенно подчинился исполнительному комитету совѣта солдатскихъ и рабочихъ депутатовъ, того совѣта, который издалъ приказъ № 1. Правительство ничего не стоитъ и ничего не понимаетъ; — Россіи угрожаеть гибель. Спасти можетъ только диктатура, и въ рѣнштельную минуту, когда самое существованіе Россіи висѣло на волоскѣ, Верховный Главно- командующій взялъ на себя свергнуть Керенскаго и стать во главѣ Россіи до Учредительная Собранія.

Тутъ же мнѣ показали приказъ Корнилова, написанпый въ сильныхъ, но слишкомъ личныхъ тонахъ. «Сынъ казака-крестьянина» звучало какъ-то не у мѣста и не отвѣчало всему тону приказа, написанному не по-крестьянски. Въ прекрасно, благородно, СМѣЛО написанномъ приказѣ звучала фальшь. Я ее сейчасъ замѣтилъ. Въ штабѣ Походнаго Атамана ее не замѣчали, но солдаты и казаки уловили ее сразу и потомъ только ее и видѣли. Психологія тогдашняго крестьянина и казака была проста до грубости: — «долой войну. Подавай намъ миръ и землю. Миръ по телеграфу». — А приказъ настойчиво звалъ къ войнѣ и побѣдѣ. Керенскій, который лучше понималъ настроеніе массы, сейчасъ же учуялъ эту фальшь, и его контрприказъ, ибъявлявшій Корнилова измѣнникомъ и контръ-революціонеромъ, говорившій о тѣхъ завоевашяхъ революции, которые солдатомъ понимались, какъ своевольничаніе, ничего недѣланіе, пьянство и отсутствіе какой бы то ни было власти, сразу завоевать симпатіи солдатской массы. Разговаривая со Смагинымъ и Сазоновыми я откровенно высказалъ и слѣдующіе свои взгляды по поводу всего дѣла.

Замышляется очень деликатная и сильная операція, требующая вдохно- венія и порыва. Coup d état, — для котораго неизбежно нужна нѣкоторая театральность обстановки. Собирали III-й корпусъ подъ Могилевымъ? Выстраивали его въ конномь строю для Кирнилова? Выѣзжалъ Корниловъ Kъ нему? Звучали побѣдные марши надъ полемъ, было сказано какое-либо сильное увлекающее слово,— Боже сохрани — не рѣчь, а, именно, слово, — была обѣщана награда? Нѣтъ, нѣтъ и нѣть. Ничего этого не было. Эшелоны ползли по желѣзнымъ путямъ, часами стояли на станціяхъ. Солдаты толпились въ красныхъ коробкахъ вагоновъ. а потомъ, на станціи, толпами стояли около какого-нибудь оратора — желѣзнодорожнаго техника, посторонняго солдата, — кто его знаетъ кого? Они не видѣли своихъ вождей съ собою и даже не знали, гдѣ они? Я помню, какъ гр. Келлеръ повелъ насъ на штурмъ Ржавендовъ и Топороуца. Молчаливо, весеннимъ утромъ на черномъ пахатномъ полѣ выстроились 48 эскадроновъ и сотенъ и 4 конныя батареи. Раздались звуки трубъ, и на громадномъ конѣ, окруженный свитой, подъ развѣвающимся своимъ значкомъ явился графъ Келлеръ. Онъ что-то сказалъ солдатамъ и казакамъ. Никто ничего не слыхалъ, но заревѣла солдатская масса «ура», заглушая звуки трубъ и потянулись по грязнымъ весеннимъ дорогамъ колонны. И когда былъ бой — казалось, что графъ тутъ же и вотъ-вотъ появится со своимъ значкомъ. И онъ былъ тугь, онъ былъ въ полѣ и его видали даже тамъ, гдѣ его не было. И шли на штурмъ весело и смѣло.

Тутъ же начальство осталось позади. Корниловъ задумалъ такое великое дѣло, а самъ остался въ Могилевѣ, во дворцѣ, окруженный туркменами и ударниками, какъ будто и самъ не вѣрящій въ уснЬхъ. Крымовъ неизвѣстно гдѣ, части не въ рукахъ у своихъ начальниковъ.

Легенда о «всадникѣ на бѣломъ копѣ», въѣзжающемъ побѣдителемъ въ городъ, слишкомъ сильно въѣлась въ народные умы, чтобы ею можно было пренебрегать, совершая coup d état.

Bсe это я высказалъ въ штабѣ. Но меня разувѣрили и успокоили. Керенскаго въ арміи ненавидять. Кто онъ такой? — штатскіи, едва-ли не еврей, не умѣющiй себя держать фигляръ, а противъ него брошены лучшія части. Крымова обожаютъ, туземцамъ все равно, куда идти и кого рѣзать, лишь бы ихъ князь Багратіонъ былъ съ ними. Никто Керенскаго защищать не будегь. Это только прогулка; все подготовлено.

Но тогда еще менѣе мнѣ было понятно, почему же въ эту прогулку не пошелъ сразу съ нами Корниловъ?

Въ штабѣ Походнаго Атамана горячо желали мнѣ ycпѣxa, но сами волновались, сами боялись даже Могилева. Я хотѣлъ идти на станцію пѣшкомъ. Меня не пустили.

— Нельзя, милый другъ, сказалъ мнѣ Д. П. Сазоновъ. Мало ли что можетъ случиться? Мы тебѣ дадимъ автомобиль.

Смагинъ навязалъ сопровождать меня сотника Генералова, случайно бывшаго у нихъ, опять-таки подъ тѣмъ предлогомъ, что мало ли что можетъ быть, и всегда хорошо имѣть при себѣ вѣрнаго и падежнаго человѣка.

Въ часъ дня я былъ на станціи, получилъ мѣсто въ прямомь скоромь поѣздѣ и въ ожиданіи его сѣлъ обѣдать. На станцiи я узналъ, что только-что уѣхалъ изъ Ставки въ Петроградъ на паровозѣ Филоненковъ , пріѣзжавшій отъ Керенскаго уговаривать Корнилова. Разсказывавшій мнѣ это офицеръ сказалъ, что Корниловъ убѣдилъ Филоненкова въ правотѣ своего поступка и Филоненковъ будто бы теперь помчался уговаривать Керенскаго признать диктатуру Корнилова, при чемъ Корниловъ оставлялъ за Керенскимъ постъ министра юстиціи.

Въ разговоръ вмѣшался другоіі офиперъ и сталъ доказывать, что Ке- ренскіи никогда не примирится съ постомъ министра юстиціи, что онъ крайне честолюбивъ и самъ жаждетъ диктатуры, при отомь разсказывалъ тѣ сплетни, которыя ходили тогда, что Керенскій спитъ въ постели императрицы и поситъ бѣлье императора.

Дѣлалось страшное, великое дѣло, а грязная пошлость выпирала отовсюду.

Въ 2 часа 50 минуть я съ сотникомъ Генераловымъ сѣлъ въ отведенное намъ купе и поѣхалъ къ Петрограду.

Поѣздъ шелъ поразительно точно. Провожатый вагона говорилъ намъ, что всѣ желѣзнодорожники на сторонѣ Корнилова, что они мечтаютъ, чтобы кто-либо обуздалъ безпардонныя банды солдать, которыя носятся теперь но всѣмъ путямъ, загаживаютъ вагоны перваго класса, бьютъ стекла, срываютъ обивку и терроризируютъ всѣхъ желѣзнодорожниковъ.

По пути я обдумывалъ, что же мы должны бѵдемъ дѣлагь. Нашей задачей, сколько я могъ понять въ Ставкѣ, являлся — арестъ членовъ Временного Правительства и арестъ совѣта солдатскихъ и рабочихъ депутатовъ, иными словами захватъ Зимняго дворца, Смольнаго института и Таврическаго дворца. Какое и откуда сопротивленіе мы могли встретить? Конечно, «краса и гордость революціи» — матросы вступятся за своего вождя и героя, можеть быть, рабочіе и весьма вѣроятно Петроградскій гарнизонъ, который сталъ въ положеніе преторіанцевъ и боится, что Корниловъ отправить его на фронтъ. Нашихъ силъ было мало. Но, считаясь съ трусливымъ настроеніемъ Петроградскихъ солдать, съ тѣмъ, что корпусъ представляетъ изъ себя отборныхъ бойцовъ, считаясь съ тѣмъ, что уличный бой вести очень трудно и офицеры Петроградскаго гарнизона, училища и пр. вѣроятно на нашей сторонѣ, можно было разсчитывать и на успѣхъ. Хотѣлось только возможно скорѣе увидѣть корпусъ, собPAННымъ въ полѣ, какъ грозная сила, со всѣми его батареями и пулеметами, а не имѣть его разбросаннымъ по путямъ желѣзной дороги.

Невольно задумывался и о своемъ положены. Въ случаѣ удачи — ореолъ славы Корнилова захватитъ и нась, его сотрудниковъ, въ случае крушенія дѣла, намъ придется раздѣлить его учасгь, — тюрьму, полевой судъ и смертную казнь. Однако чувствовалъ, что и въ этомъ случаѣ идти надо, потому что не только морально — всѣ симпатіи мои были на сторонѣ Корнилова, но и юридически я былъ прапъ, такъ какь получилъ

приказаніе отъ своего верховнаго главнокомандующаго и обязанъ его исполнить. Характерно то, что ни я, ни генералы Смагинъ, Сазоновъ, ни офицеры штаба Походнаго Атамана, мы ни разу не останавливались надь вопросомъ о томъ, къ какой политической партіи принадлежитъ Корниловъ и Крымовъ, куда будуть они гнуть, если окажутся у власти. А между тѣмъ мы знали, что Корниловъ считался революціонеромъ, что Крымовъ, котораго почему-то считали монархистомъ и реакціонеромъ, игралъ какую-то таинственную роль въ отреченіи Государя Императора и сносился и дружилъ съ Гучковымъ. Мы всѣ такъ жаждали возрожденія арміи и надежды на побѣду, что готовы были тогда идти съ кѣмъ угодно, лишь бы выздоровѣла наша горячо любимая армія.

Спасти армію! Спасти какою угодно цѣною. Не только цѣпою жизни, но и цѣною своихъ убѣжденій — воть, что руководило нами тогда и заставляло вѣрить Корнилову и Крымову.

Въ 6 часовъ утра, 29 Августа, мы прибыли на станцію Дно и здѣсь намъ заявили, что поѣздъ дальше не пойдетъ: между Вырицей и Павловскомъ путь разобранъ, идетъ перестрѣлка между всадниками Туземнаго корпуса и солдатами Петроградскаго гарнизона, вышедшими навстрѣчу. Всѣ пути были заставлены эшелонами съ частями Туземнаго корпуса. Въ залѣ 1-го и 11-го классовъ и въ буфетѣ, несмотря на ранній часъ, столпотвореніе вавилонское. Офицеры, всадники, солдаты. Кто спить на полу или на лавкѣ, кто уже обѣдаетъ, кто пьетъ чай, кто разложилъ карты и въ толпѣ откровенно диктуетъ приказаніе. Кухонный чадъ, волны табачнаго дыма и отсутствіе какого бы то ни было воинскаго порядка. Масса знакомыхъ — въ 1915 году я командовалъ 3-й бригадой Кавказской Туземной дивизiи — меня обступили. Никто толкомъ ничего не зналъ. Эшелоны застряли на всемъ пути, но никто не зналъ, что дѣлать, приказаній ни отъ кого получено не было. Осетины и Дагестанцы могли подойти только че- резъ нѣсколько дней. Командиръ Туземнаго корпуса, князь Багратiонъ, находился верстахъ въ восьми отъ станціи въ какомь-то имѣніи. Туда ѣхалъ командиръ Ингушскаго полка, полковникъ Мерчуле, я переговорилъ по телефону съ княземъ и поѣхалъ къ нему, чтобы сговориться.

Странно было проѣзжать по шоссированной дорогѣ между мокрыхъ, порыжѣлыхъ кустовъ ивы и смотрѣть на болотнетыя луговины и уже золотая березы, такія близкія и родныя мнѣ съ дѣтства, такъ напоминавшія дачи и маневры всей моей жизни; и теперь предстояли тоже маневры, но только какіе!

По пути попадались всадники, и такъ не гармонировали они своими изношенными сѣрыми черкесками и рыжими папахами, своими поджарыми горскими лошадьми, сухими лицами съ длинными носами — съ печальной природой плаксиваго Сѣвера.

Князь Багратіонъ тголько-что всталъ. Ночью онъ получилъ пакетъ отъ Крымова и теперь пригласилъ меня разсмотрѣть съ нимъ присланную ему диспозіщію. Диспозицію и планъ Петрограда, приложенный къ ней, разсматривали таинственно, какъ заговорщики. Приказъ Крымова говорилъ о томъ, что дѣлать, когда Петроградъ будетъ занятъ. Какой дивизіи занять какія части города, гдѣ имѣть наиболѣе сильные караулы. Все было предусмотрѣно: и занятіе дворцовъ и банковъ, и караулы на вокзалахъ желѣзной дороги, телефонной станціи, въ Михайловскомъ манежѣ, и окруженіе казармъ, и обезоруженіе гарнизона — не было предусмотрѣно только одного — встрѣчи съ боемъ до входа въ Петроградъ. Самъ Крымовь былъ въ Псковѣ, но собирался мчаться дальше въ самый Петроградъ. впереди своихъ вонскъ. Прочитавши это приказаніе, князь Багратіонъ поѣхалъ со мною на станцію Дно. Тамъ былъ телефонъ съ Вырицей, откуда командиръ 3-й бригады, князь Гагаринъ, могъ донести Багратіону о томъ, что происходитъ.

Произошло же слѣдующее: третья бригада, шедшая во главѣ Кавказской Туземной дивизіи, у станціи Вырицы наткнулась на разобранный путь. Черкесы и ингуши вышли изъ вагоновъ и собрались у Вырицы, а потомъ пошли походнымъ порядкомъ на Павловскъ и Царское Село. Между Павловскомъ и Царскимъ Селомъ ихъ встрѣтили ружейнымъ огнемъ, и они остановились. По донесеніямъ со стороны, вышедшіе на встрѣчу солдаты гвар- дейскихъ полковъ драться не хотѣли, убѣгали при приближеніи всадниковъ, но князь Гагаринъ не могъ идти одинъ съ двумя полками, такъ какъ попадалъ въ мѣшокъ. Надо было пододвинуть впередъ эшелоны Туземной дивизіи и начать движеніе ІІІ-го коннаго корпуса на Лугу и Гатчино, а гдѣ находился ІІІ-й конный корпусъ, никто точно не зналъ. Гдѣ-то тоже на путяхъ; a Уссурійская конная дивизія даже сзади. Надо было ударітъ по Петрограду силою въ 86 эскадроновъ и сотенъ, а ударили одною бригадою князя Гагарина въ 8 слабыхъ сотень, на половину безъ начальниковъ. Вмѣсто того, чтобы бить кулакомъ, ударили пальчикомъ — вышло больно для пальчика и нечувствительно тому, кого ударили.

На станціи Дно стояли эшелоны Кавказской Туземной дивизіи. Выло очевидно, что подать ихъ впередъ эшелонами нельзя. Все равно, почему? Потому ли, что настроеніе желѣзнодорожниковъ послѣ воззванія Кереискаго ИЗМѢНИЛОСЬ и они уже были противъ Корнилова и называли его измѣнникомъ, потому ли, что технически, при разрушенномъ пути, нельзя было подать эшелоны впередъ, но эшелоны стояли, а кн. Багратіонъ не рисковалъ выгрузиться и идти походомъ къ Вырицѣ. Казалось далеко.

Мой поѣздъ на Псковъ долженъ былъ отойти въ 2 часа. Около этого времени на станцію прибыло 2 эшелона Приморскаго драгунскаго полка. Солдаты сейчасъ же выскочили изъ вагоновъ и собрались на опушкѣ лѣса за путями У нихъ уже были воззванія Керенскаго и они горячо обсуждали, кто измѣнникъ, Корниловъ или Кереншй. Командиръ полка, полковникъ Шипуновъ, узнавши, что я нахожусь на станціи и что я назначенъ командиромъ ІІІ-го коннаго корпуса, пошелъ представиться мнѣ и просилъ меня поговорить съ солдатами

Я отправился за пути. Солдатская толпа сейчасъ же обступила меня. Я вглядѣлся въ лица. Хорошія, славньія, честныя это были лица. Драгуны были прекрасно, щегольски одѣты и отлично выправлены. Я сказалъ имъ, кто я. Сказалъ, что я знаю полкъ еще но Японской войнѣ, когда былъ съ ними на охранѣ побережья у Кайджоо и видѣлъ ихъ въ бою подъ Дашичао. Я прочелъ и разъяснилъ имъ приказъ Корнилова.

Архив Русской Революции, Том 1